 |
II. Острова и матерые земли
Ирина Ермакова "Колыбельная для Одиссея"
. . .
Месяц трехдневный бел. Еще не вечер.
Море молчит рядом — за краем речи.
На сковородке вьются морские черти.
Сеть на стене сохнет. Кличут вечйрять.
Бриз раздувает смех. Все мальчишки — звери.
Я каталась на А и на Б — посмотреть, кто скорее,
докатилась до Я. Путалась второпях,
хвасталась, что умру лучше всех и — никто не верил.
Двор в чешуе, ржавой гальке, рыбьих кишках.
Под крылечком барака скромно живет страх.
Я ношу ему хлебные крошки и молоко:
Ты не прячься, Василий, живи себе широко,
все мальчишки — трэсы, просто трэсы и жадины,
все воспитаны при дворе — за один страх —
отобьют крошки, задразнят ужа гадиной,
но уже — в трех шагах — море.
Море бухает в трех шагах от вечерних драк.
Я люблю уплывать от всех, я люблю страх,
как рыбачий ужин контрабандную любит икру,
как нас любит жизнь-пиранья, летучая рыбка:
— Кто скорее, ну?
Тяжелея во сне, море тянется ко двору,
и по маслу, по лунному черная ходит зыбка.
|
|
