 |
I.
Андрей Грицман "Пересадка"
СЕЛИЩЕ-УГОЛЬ
Селище-Уголь — это городок,
верней, поселок городского типа.
Как все они — глухая слобода
или курган надежды пятилеток.
Урочище когтистое в лесах,
торжок среди речных маршрутов,
отрезанный от мира на треть года.
С тридцатых — корпуса в три этажа,
уборная на всех без переборок,
остатки толя, жесть и остов пса
у края мокрой известковой ямы.
Прилавки рынка, выцветший кумач
фабрично-слободского изолята
в дремучем логове калининских лесов.
Там с бабушкой и дедом я провел
свое восьмое памятное лето —
рожденный недалеко чужеземец
среди туземных северных племен.
Как хорошо, спокойно и беспечно,
поужинав втроем картошкой с луком,
спуститься тихо одному к реке
и молотком рубить в карьере мелком
податливый, слоистый известняк.
Закат ложился в берендеев лес,
погасшая река дышала с нами
поверхностями тысячи озер,
не ведая начала и конца.
Мой дед сидел у керосинки в кухне,
глядел в закат и был смиренен
(а впрочем, что тогда им оставалось?):
трофейный подстаканник, Киплинг, трубка.
Вокруг была вода, плотина, рыба,
уже почти безжизненная шахта,
здравпункт, контора в церкви и кино,
откуда рокот «Сталинградской битвы»,
по воскресеньям сотрясавший воздух,
бесшумно падал на надречный холм,
на дот, где надпись RAUCHEN VERBOTEN
предупреждала белок и вальдшнепов
и лешего, от шума времени оглохшего,
что в огнестрельном секторе КZ
запрещено дышать эрзацным дымом.
Мы собирали ягоды, грибы
внутри кругов смертельной обороны,
и топь доисторического леса
хранила сталь всех сверхурочных смен.
Мне снился мост с разрывами и дымом,
и дед мой, окруженный в сером доме
на дальнем берегу, и бабушка зовет,
и он дошел до нас и просит чаю.
Мы снова были вместе, и теперь
я знаю: все уже неважно.
А прожитое после — отвлеченье
от главного: сидения на кухне
в чудесном ожиданье у окна —
когда закат зажжет через минуту
прохладную чернеющую бездну.
Еще я помню наш отъезд, рабочих
у бора в ожидании трехтонки.
До станции примерно три часа.
В последний раз я видел эту воду
чешуйчатых озер и в темном небе
текучий конус дальних диких уток,
ушедших безвозвратно тенью судеб
в бездонное отверстие луны.
|
|
