 |
ГОЛОСА
№3, 2002
Борис Викторов
. . .
Идут века. Харон бухает.
Цепная лодка отдыхает.
Скажи, а разве не права
на нерест прущая плотва!?
В реке отсутствует зараза
(лишь от изделий № 2
порой болела голова)...
Он перевозчик экстра-класса.
Все остальное трын-трава.
И, как Харон, голубоглаза
в реке плотва!
ПОРТ
Вечером порт погружается в сумрак
лиловый,
где Монны Лизы, как визы, на сумках
холщовых,
где на задах и на спинах девизы
торговых
фирм, как тавро, и гарцуют девицы
в обновах,
и надо всем вавилоноязыкий
громовый
безостановочный скрежет музыки
портовой,
и на вопрос “как живете?” — отшутятся, либо
отговорятся “спасибо!” —
и рубят швартовы,
ибо на суше
“спасибо”
насущное
слово!
. . .
Стекают ангельские гривы
дождливых сумерек к земле,
где проявляет негативы
шпион из фотоателье,
уж он-то знает, горбоносый,
как ночь на севере светла,
и все поэты альбиносы
в аллее Царского села.
СОВА
“Казнить нельзя помиловать”
Срочная депеша
Если верить сове
и архивам ООН
в довоенной Москве
жил японский шпион
вербовал он сову
шифр хранил в гараже
назначал рандеву
на 8-ом этаже
дело знал хитрован
камикадзе-нарком
и сова-хиромант
прилетала на корм
из-за стылой реки
прилетала она
фарш клевала с руки
в темноте у окна
“завтра вызовут в Тверь”
сообщала сова
“берегись!” — снеговерть
заглушала слова
и шипел патефон
за спиной как дракон
удивленный шпион
выходил на балкон
“завтра вызовут в Тверь
отосплюсь до зари”
и трезвонила дверь
“будьте срочно в Твери”
ровно в полночь сова
покидала Москву
засыпала Москва
знать не знала сову
отрекалась всегда
забывала совсем
отрывала все да-
герротипы со стен
крепко-крепко спала
не спала
баю-бай
в забытьи берегла
завоеванный рай
ворковала и вновь
до зари не спала
с рук исклеванных в кровь
телеграммы брала
помянув в темноте
всех чертей на ходу
отсыпалась в инте-
рнацьональном аду
замирал патефон
закрывалось окно
френч погладив шпион
засыпал в кимоно
баю-бай
но уже
лифт гремит на чужом
на 7-ом этаже.
На 8-ом...
|
|
