 |
ГОЛОСА
№4, 2000
Юлий Хоменко
. . .
“Облака” —
Научился выговаривать сын
К тому времени как я
Разучился их замечать
. . .
Здесь старые ходили поезда,
Натоплено в них было до предела.
Года минули, минули года,
Все изменилось — вот какое дело.
Меняться в жизни может и не то,
Верней, ничто не может не меняться:
Ходил в плаще, теперь надел пальто,
Потом листвой оденусь, может статься.
. . .
Под солнца лучами дымятся коровы и крыши,
Трава ж пожелтела, закону земному покорна.
От птиц улетевших на севере сделалось тише.
Созревшие пали плоды, похоронены зерна.
Почти что у каждого дома виднеются куры.
В холодных подвалах вино заколочено в бочках.
Деревья в лесу полуголые прячут фигуры,
Но много ль расскажешь в случайно набросанных строчках?
Холодной водой уносимый всерьез и надолго,
Осенний робеет пейзаж, и от этого тряска.
Земля, отдыхая, дымится, сознанием долга
Исполненного наполняясь, и чавкает вязко.
. . .
Сегодня осень. Не сравнить
Ее дела с делами лета:
Какого-то другого цвета
Листва, и птичье где ж “фюить”?
Вхожу свободно, без руля
В прозрачный воздух. — Рощи голы, —
Сказал поэт, невольник школы
Твоей, шарманщица-земля.
. . .
Снег падает на землю, прямо в грязь,
Но он ее когда-нибудь покроет,
И ангел рай подарочный устроит
И по лыжне покатится, резвясь.
. . .
Земля едина: Пушкин жил
В России, в это время Гретхен
Спускалась с Альп с букетом эдельвейсов,
И аромат ее цветастых юбок
Поэту голову вскружил.
Напротив, в Болдине, согласно наблюденьям,
Случалось так — не то полощут бабы
В реке белье, не то в прорехе груди,
А Гете уж и так в гранитном кресле
Изъерзался и этак. О, майн Готт!
И рад бы встать, да вот беда — лет двести
Как не встает. А чин имел немалый,
И Фауста, питая возбужденье,
К интиму с Маргаритой вынуждал.
. . .
От станции метро Бауманская
Мимо Елоховского собора
В сторону городской библиотеки имени Пушкина
Среди прочих прохожих
Незаметно прошла и ты
Моя юностьб.
|
|
