 |
ТРАНСКРИПЦИИ
№4, 2002
Петр Мицнер
ГДЕ ЖИВЕТ “МЫШЕСЫР”? 90-е годы отличались небывалым оживлением польской литературной сцены. Но если для молодых прозаиков серьезная конкуренция практически отсутствовала (как раз ушло с литературной авансцены старшее писательское поколение, а среднее не слишком активно заявляло о себе), то Парнас оказался занят прежде всего “патриархами”. Два нобелевских лауреата (всего за 16 лет!) — Чеслав Милош и Вислава Шимборская, Збигнев Херберт, Тадеуш Ружевич, ксендз Ян Твардовский. По мнению критики, именно эти живые классики в первую очередь определяют уровень сегодняшней польской поэзии.
Тем не менее на протяжении всего последнего десятилетия говорилось и о “буме молодой поэзии”. А сегодня в огромном потоке поэтических публикаций нового поколения уже выкристаллизовался свой “первый ряд”: Марцин Баран, Марцин Светлицкий, Павел Марцинкевич, Яцек Подсядло.
Молодые начали, как водится, с протеста: пожалуй, единственной общей характерной чертой этой поэзии является определенная дистанция по отношению к предшественникам — поэзии военного положения и представителям Новой волны (“поколению-68”). Критики — достаточно, впрочем, условно — выделяют два крыла: “варвары” (среди которых встречаются и любители эпатажа, и реалисты) и “классицисты” (среди вторых много “университетских поэтов”). Но в целом, как и полагается в постмодернистские времена, молодая поэзия 90-х принципиально разнообразна. Здесь и сонеты — и формы, близкие хайку. Традиционное стихосложение — и поэзия, приближенная к прозе, а то и газетной заметке. Аллюзии с Нью-йоркской поэтической школой — и дадаизмом. Неоклассицизм — и барочные стилизации. Эта поэзия — в своем несколько анархистском и наивном пересмотре картины истории, в своем бунте и бегстве, в своем отчаянном поиске нового языка и попытке определить и выразить личный и поколенческий опыт — достаточно содержательна и, вероятно, обещает интересное будущее для польской лирики. Возможно, мы наблюдаем что-то вроде тыняновского “промежутка”, когда в формах художественного языка происходит активное освоение новых понятий и представлений о мироустройстве. Тынянову же принадлежат обнадеживающие слова о том, что “литература идет многими путями одновременно — и одновременно завязываются многие узлы”.
Петр Мицнер (р.1955), чья книга “Мышесыр” получила недавно престижную премию Фонда культуры, формально немного старше поколения “молодых” (так называемого “поколения 1960”), о котором шла речь. К тому же это отнюдь не дебют: Мицнер — автор шести поэтических книг и трех сборников эссе. Театровед по образованию, он много работал в театрах, редакциях и издательствах — в том числе “второго круга обращения” (аналога нашего “самиздата”), занимался исследованием архивных материалов. Сегодня Мицнер — заместитель главного редактора русскоязычного журнала “Новая Польша”. Этот разнообразный опыт ощутим и в психологической выверенности стихов Мицнера, и в особом интересе поэта к слову.
Названием сборника, из которого взяты и публикуемые ниже стихи, поэт обязан маленькой дочке своего друга. “Мышесыр”, по словам Мицнера, олицетворяет “отношения между автором и текстом, читателем и автором, я-живущим и я-пишущим” (существенное уточнение: “если не учитывать внешних обстоятельств, таких, как мышеловка или кот”). Такое внимание к лингвистическому опыту вообще характерно для молодой польской поэзии 90-х. Как характерны для нее и афористичность, подчеркнутая дистанция по отношению к миру и самому себе, акцент на пространство пограничья, стремление “накрыть словом” повседневность — и неизменно новый внутренний человеческий опыт, ощущающиеся в открывающем сборник двустишии: “Пыль на книгах / на ней я и пишу”. Эти строки актуальны для каждой из составляющих книгу Мицнера трех частей (“Пражская бессонница”, “Из телевизионных стихов”, “Переселение”).
Наиболее удачными — законченными и одновременно оставляющими читателю пространство и потребность в некоем личном завершении поэтического образа — представляются именно короткие стихи, построенные на удивительной и неожиданной игре субъекта и объекта, на “мышесыре”: “Телевизор долго разглядывал меня / щелкал каналами / резкостью и моим голосом / не слушал меня / а затем выключил”; “Один ботинок ушел / ему надоели моя нога / и тот второй / а я не могу уйти”...
Эта емкая афористичность заставляет вспомнить слова Бродского, считавшего тенденцию современной поэзии к миниатюризации и своего рода конденсации, с одной стороны, “средством выживания во все менее уделяющем ей внимание мире”, с другой — “средством более непосредственного, немедленного влияния на души и умы читателей и слушателей”.
Ирина Адельгейм
ПЕТР МИЦНЕР
. . .
Я продал дом
вместе с детством
старой яблоней
родителями сидящими под ней
на скамеечке
сосной такой толстой
что за ней можно было прятаться
дверью отцовского кабинета
Я с молодостью расстался
пусть живет с другим
а я заведу новую
домовую книгу
я живу в другом городе
на иных берегах
в конце концов не все ли равно
где пить чай
если можно выдавить в чашку
сок кислого яблока
детства
. . .
Жизнь подверглась усадке
будто ее постирали
съежилось все
фрак
трусы и носки
стоишь голенький
посреди зеленой лужайки
и хищное государство
кружит над тобой
. . .
Он стоял на коленях
но мы не подали ему милостыни
а когда он встал
и ушел
мы поняли
что он забрал весь мир
да и нас в придачу
МОЙ ОТЕЦ ПОМНИЛ
ОТСТУПЛЕНИЕ РУССКОЙ АРМИИ
ИЗ ВАРШАВЫ В 1915 ГОДУ
Лавочницы вздыхают
расстроены шлюхи
утирает слезы прислуга
эти молодцы уходят
придут другие
самым тяжелым
покажется
первый удар
сначала просто насилие
потом оккупация
а далее все пойдет своим чередом
как обычно
вот и ушли
все мосты повзрывали
сюда вернутся
их сыновья
которых они нарожают
со своими
бабами
. . .
Ничья вина
никто ее не признаёт своей
она шатается по городу
от кабака к кабаку
отдается в подворотне первому встречному
в надежде
что кто-то возьмет ее на себя
или на худой конец
объявит коллективной
она не просит прощения
боится
вдруг простят
и как тогда жить дальше
. . .
Не встревай
в спор левой ноги
с правой
идут
и ладно
. . .
О как холодно стало
без этого ада
в котором мы оба
так старательно
поддерживали огонь
Перевод Веры Северьяновой
|
|
