 |
ГОЛОСА
№2, 2003
Станислав Минаков
МОЯ НОГА
Моей ноге
Моя нога
все сорок лет не обращался к тебе
и в голову не приходило
что ты и я есть одно
а нынче
вчуже
о ужас
моя правая
(не то чтоб я любил тебя более чем
левую — разве отец любит
кого-то из чад больше а кого-то — меньше
нет же: всего лишь по-разному) просто
всегда ты была верною первой опорой
когда я старался махнуть через яму
правая
вот
я гляжу на тебя
и говорю: доволен
плотью
не бледной но смуглой
и статью —
широкой стопою с высоким подъемом
мощной щиколоткой
и железной голенью
в напряжении — плоской и твердой что
черепаший панцирь
округлым и крепким коленом
и ляжкой широченной
как у древнего грека — беглеца по амфоре
гонкого за нимфой или олимпийской медалью
правая —
словно лавром увенчанная в кроне
одним сочленением с левой
тобой я доволен нога
любуюсь тобою
вот
розовые ровные ногти
и черные волоски
взбегающие по столпу
прерывая свой ход
по лодыжке
смолоду истертой голенищем кирзы
вот
вены что с каждым годом
видней и рельефней
подобно древесным корням
проступившим сквозь почву
нога моя
попиравшая улицы тропы
кизяк и суглинок
как
я погружал тебя в струм
ледниковых ручьев
чтоб унять
в пятках и стопах
жар целодневных хождений
нога моя
вездеизведавшая — от самого до самого —
уст касание женских —
везло же
тебе
Нарцисс — скажут —
не видящий кроме
позвольте
да чем же
еще любоваться
что мне любить
на кого уповать
что оплакивать чуя разлуку
тот поймет кто поймет о чем я
и поплачет поплачет
со мною
ай
скоро расстаться
на веки на вечныя
прощай говорю
что возлюблена мною
ох «крутят и ноют» к дождю
(Суду иль Потопу)
незримые кости-суставы
когда разлучимся
нога
как буду кручиниться
в дальней дали
в отдаленье немыслимом
без
СОЧИНИТЕЛЬ
Медитирующий над чистым листом бумаги
должен располагать достаточным
для сего занятия временем,
то есть прирожден быть либо аристократом, рантье,
чья свобода оплачена трудом многих и многих,
либо аскетом, плюющим на всяческие земные блага,
но даже в последнем случае, оставаясь при «воде и картошке»,
он должен иметь вольную копейку для покупки упомянутого листа,
не говоря уж о карандаше или чем-то сверх того, о,
презренные пенёнзы, — тугрики, динары, крузейро, шиллинги, как
абстрагироваться сочинителю,
что научается
непредсказуемости звучащей ткани — у Йозефа Гайдена,
который, как утверждают господа Плетнев и Бродский,
был выдающимся именно композитором,
ибо только непредрекаемость размещения частей произведенья
друг относительно друга,
организованная созидающей волей
и совсем не подобная смешной и красивенькой россыпи
старых пуговиц из бабкиной шкатулки,
итак, лишь воплощенная неожиданность
каждого следующего мига
в предвосхищаемом нами потоке —
достойна усилий, равно как и неминуемого затем восторга,
там, говорю вам, истинная красота,
а значит, и благодать,
которую, если угодно, можно именовать любовью.
НА «АННУ ТЕПЛУЮ»*
Бабка в валенках,
Согбенная, идет.
Бабка маленька —
Сквозь город-идиот.
Людный, каменный —
Да пуґстыни пустей.
Ад в нем — пламенный,
Ан холод — до костей.
Зимней шапкою
По августу трясти?..
Губы шамкают,
Иконочка в горсти.
Цветик аленький —
Аргоновы огни...
Бабку маленьку
Спаси и сохрани!
_________________________________________________________
* 6 августа по нов. ст.
|
|
