|  | ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ№4, 2003
 Мария Лосева ЗА ПРЕДЕЛАМИ ТЕЛА
 
 . . .
 
 Мрак спускается, сгущается,
 Все внутри меня смущается,
 Все страшнее мне становится:
 Вдруг во тьме не поздоровится?
 
 Зренье остроты лишается,
 Все теряется, мешается.
 Жизнь ночная надвигается,
 И реальность в ней сдвигается.
 
 Все в тепле сидят под пледами,
 А меня забыли, предали.
 Все устали, обезножели,
 А ночные птицы ожили.
 
 Со своими все повадками,
 Да с задумками все гадкими,
 И шныряют все под тучами,
 Да не стаями, а кучами.
 
 Они что-то там надумали,
 И хотят узнать, я дома ли,
 Клювы черные ощерили...
 В одеяле как в пещере я.
 
 Я надеюсь — или кажется —
 Темнота в саду размажется.
 Птичьи тени улетучатся.
 Вот тогда поспать получится.
 
 
 . . .
 
 Перевернулась темнота,
 Соскальзываю вниз...
 А комната разомкнута,
 И стены разошлись,
 
 И выплывает облако
 Из шкафа моего,
 Пока еще без облика,
 Совсем без ничего.
 
 Мое воображение
 Воображает лик,
 Уже — телосложение,
 И шаг, и даже крик.
 
 Из-под ночного полога
 Ко мне подходит враг,
 Ох! даже стоматолога
 Я не боялся так.
 
 В шкафу моем сидит в ночи
 Опасный господин.
 Ждать неоткуда помощи,
 Я — взрослый. Я — один.
 
 
 . . .
 
 Был мой прадед зол и груб,
 Воевать ходил с полком.
 Он семье поставил сруб
 Топором и молотком.
 
 Расстилался котлован.
 С торбою под локотком,
 Пробираясь сквозь туман,
 Шла прабабка с молоком.
 
 А мой дед был вял и мил,
 Торговать ходил с лотком.
 Он пристройку прилепил
 Топором и молотком.
 
 Восхищалась и цвела
 Моя бабушка в платке.
 А прабабушка жила
 У нее на сундуке.
 
 Вот отец мой — педагог,
 Борзописец, острослов.
 Сам построить он не мог,
 Но он нанял мастеров.
 
 И на новеньком крыльце,
 Улыбаясь, под коньком
 В неказистом пальтеце —
 Моя мама с молотком.
 
 Дом надышан и любим,
 Вопреки стоит годам.
 Жаль, что дальше будет с ним,
 Жаль, что я его продам...
 
 
 . . .
 
 Я еще недовыяснил, кто я,
 Непонятное что-то такое.
 
 Не навел я пока что мостки
 И еще не проветрил мозги.
 
 Я, похоже, что все-таки яппи,
 Потому что в костюме и шляпе,
 
 Я и руки держу на руле,
 Я и сплю на постельном белье.
 
 Вероятно, работаю в банке,
 Получаю приличные бабки
 
 И пишу в ежедневник свой план,
 И подругу веду в ресторан.
 
 Нет, не то — покупаю я план
 (Дом тринадцать, метро Теплый Стан).
 
 Да, похоже, живу я вслепую,
 Понемножку бомжую-хиппую
 
 И впадаю тихонечко в транс,
 Свой используя маленький шанс
 
 С рюкзаком под щекою в подвале,
 Где меня не нашли (не искали).
 
 Все равно я чего-то не понял,
 Уронил — почему-то не поднял...
 
 Выйти б мне за пределы бы тела,
 Посмотреть бы на все это дело...
 
 
 . . .
 
 Душа моя центральным округом
 Гуляет в платье наизнанку.
 Ее будить придется окриком —
 Ведь остановят хулиганку.
 
 Хоть раз бы было все иначе —
 Расстроится, переоденется,
 Потом ко мне вернется с плачем,
 Потом опять куда-то денется.
 
 Уж я себя перепоясываю,
 Задабриваю и ласкаю,
 Я все запру, ключи выбрасываю
 И никуда не отпускаю.
 
 Лежу себе у телевизора,
 Смотрю последние известия,
 Я вечно — в роли супервизора,
 Она же, маленькая бестия,
 
 Опять куда-то унырнула,
 Наверно, через щелку в форточке,
 Ключи, наверно, умыкнула,
 Достала с лестницы, со стула
 И где-то бродит в рваной кофточке...
 
 
 СТАРИК
 
 Я уйду, а мой голос оставлю звучать.
 Если что-то не так — он не станет молчать.
 Чтобы пережила меня воля,
 Я оставлю его для контроля.
 
 В вашем сердце и в душах, и в ваших ушах
 Он останется, фоновым шумом шурша,
 Помогая, мешая, советуя,
 На погоду и прочее сетуя.
 
 Я своими глазами увижу тот свет
 И оттуда подам вам хороший совет,
 Мне-то верьте, я не обману,
 Прямо в душу тихонько шепну.
 
 Я шепну вам что делать, как правильно жить,
 Уж без всякого повода вас раздражить
 Через эти пеленки и судно.
 Контактировать будет нетрудно.
 
 Только Он милосердно задует свечу —
 И сейчас же я в вашем нутре зазвучу,
 Уж давно я мечтаю — как в офисе,
 Восседать у вас где-то в гипофизе.
 
 В этом мире шальном, оголтелом
 Я давно утомился быть телом.
 Ухожу от вас без сожаления —
 Проживу в вас еще поколение.
 
 
 . . .
 
 Птицы видят все боками,
 Они схожи в том с богами,
 Птицы видят даже вспять.
 Могут сутками не спать.
 
 Птицы прыгают рывками,
 Видят истину клоками,
 И с затылка, и с лица —
 До победного конца.
 
 Птица видит круглым глазом
 И вчера, и завтра разом.
 Птицы знают, птицы бдят,
 И они за мной следят.
 
 Птицы видят все боками:
 Как я кушаю руками,
 Ковыряю как в носу,
 Как я писаю в лесу...
 
 Птицы видят все боками,
 Боги водят все руками,
 Водят в банке с пауками,
 С нами, жалкими, на дне
 Съежившимися во сне...
 
 Злые птицы вдаль влекутся,
 Ни на что не отвлекутся,
 Видят истину с боков,
 Караулят гнев богов...
 
 
 . . .
 
 В снегу рябина, как в бумажке,
 Птенцом надкушена.
 Родиться в девятиэтажке
 В районе Тушина.
 
 В подъезде кошками воняет.
 Нести ведро.
 А в центр ездить на трамвае
 И на метро.
 
 Всегда смеяться и опаздывать,
 И слыть тетерей.
 И слезы по щеке размазывать,
 Мирясь с потерей.
 
 Помыть линолеум — а лень мне.
 И выйду в темень я.
 Пусть на дворе давно миллениум,
 У нас — безвременье.
 
 И пепел на ночной рубашке,
 И тошно, душно.
 Родиться в девятиэтажке
 В районе Тушина...
 
 
   |  |