|
ТРАНСКРИПЦИИ
№4, 2000
Брейтен Брейтенбах
МЫ ВСЕ — ЖЕРТВЫ ПРОШЛОГО
Брейтен Брейтенбах по национальности принадлежит народу, который на его родине занимал господствующее положение. Брейтенбах мог пользоваться многими привилегиями и благами. Но он уехал, когда ему исполнилось двадцать лет. Путь обратно ему был заказан, ибо он женился на женщине другой расы, а по законам, действовавшим в его стране, это запрещалось. Затем он нелегально вернулся на родину, решив бороться против ненавистного режима. Его уже ждали. Арестовали. Его судили люди, принадлежащие к его собственному народу и считавшие себя выразителями интересов этого народа. Приговорили к девяти годам. Провел в заключении семь с лишним лет, причем долгое время — в одиночной камере. Освободили за полтора года до срока — из-за ходатайств чужой страны, и поставили условием, чтобы он снова уехал с родины. После освобождения он делал все, что мог, чтобы рухнули установленные там порядки. Горячо обрадовался, когда это произошло. Но, вернувшись на родину, увидел, что его собственный народ не только потерял там привилегированное положение, но и подвергается обвинениям за прошлое. Люди, с которыми он когда-то вместе рос, жил, учился, те, с кем связаны его детство и юность, теперь не уверены в будущем, испуганы, растеряны. Не знают, как жить дальше. Так что новые порядки, которых Брейтенбах добивался, тоже оказались ему не по душе. Он почувствовал себя ближе к своему народу. Свои произведения, во всяком случае, некоторые из них, снова стал писать на родном языке. Хочет купить дом на родной земле. Заявил, что новый режим, как и прежний, дает ему понять, что эта страна — не для него. Но что, чего бы ни добивались любые уходящие или приходящие правительства, он сам считает эту страну своей. И никто не вправе ее у него отнять. Не буду судить, во всем ли оправданы прошлые и особенно нынешние настроения Брейтенбаха. Дело не в том, насколько объективно в них отражается реальность. Его как поэта трудно понять, не зная этих его настроений и его слов: «Мы все — жертвы прошлого». ...Теперь — немного конкретней. Родился Брейтенбах в 1939-м. Родина — Южно-Африканская Республика. Его народ — африканеры, или, как у нас чаще пишут постаринке, — буры. Потомки голландцев, обосновавшихся на Юге Африки три с половиной столетия назад. Порядки, против которых он выступал, — апартхейд (или, как у нас не вполне точно писали, — апартеид), режим, основанный на расовой дискриминации всех «небелых». А женился он на вьетнамке. Поселился в Париже. Повидать родину все же очень хотелось. В 1971-м не удалось — не дали даже сойти с парохода. В 1973-м все же разрешили, дав его жене Иоланде на три месяца (!) статус «почетной белой».
В 1975-м он, приехав нелегально, решил показать, что и среди белых есть люди, готовые бороться против расизма. Правда, такие люди в Южной Африке уже были, прежде всего, среди коммунистов. Но объединяться с коммунистами Брейтенбах не стал. Он хотел создать собственную организацию. Взяли его сразу же, на аэродроме. Осудили на девять лет. За него вступались, просили деятели культуры разных стран. Ведь он уже к тому времени был известен. В Амстердаме уже вышел двухтомник его произведений.
Но ничего не помогло. Тюрьмы, одиночная камера, лагеря — в Кейптауне и Претории. «Скостили» только последние полтора года, и то лишь под давлением французского президента Франсуа Миттерана.
В тюрьме очень много писал — иначе в одиночке мог бы просто сойти с ума. Правда, все написанное проходило через руки тюремщиков, через их просмотр. Выйдя из тюрьмы в 1982-м, вернулся в Париж. Принял французское гражданство и начал писать свои книги по-английски, а не на африкаанс, языке африканеров, но не перестал от этого ощущать себя африканером.
Объездил весь мир. Писал очень много, и стихи, и прозу. Увлекался средневековой китайской философией, буддизмом. Героями его книг стали люди разных континентов, разных культур. Но как он ни называл тех, о ком писал: мистер Бёрд, мистер Миррор, Лазарус, Ян Африка, Венгей Бёрд, Брейтен Брейтенпаг, Биббербек, Бьюборс или еще как-то, это он, Брейтен Брейтенбах, его судьба, его жизненный опыт, его мысли. Таков удел многих писателей. Марсель Пруст считал, что большинство авторов сквозь все свое творчество продолжают писать одну и ту же книгу. А Брейтенбах прямо это признает. В поэме, которая служит как бы девизом одной из книг, сказано: Биография,
Которую я повторяю писать,
Всегда одна и та же... К нему пришло и признание на родине. В 1990-м он получил в ЮАР высшую литературную премию — за выпущенную годом раньше книгу «Память о снеге и пыли», где говорится о годах изгнания и тюрьмы. В ней рассказ ведется от лица Мано, южноафриканского цветного (по южноафриканской классификации — человека смешанной крови) и Мерет, эфиопки, его возлюбленной. Их судьба — история самого Брейтенбаха. Отчасти такая, какой она была в действительности, а отчасти романтизированная. Мано, герой книги, повторяет: «Каждая жизнь — это роман». Эта книга, как и многие другие, вышедшие из-под пера Брейтенбаха, носит на себе отпечаток тех литературных идей, которые повлияли на него в течение десятилетий его жизни в Париже, и прежде всего — постмодернизма. Вместе с тем он предупреждал своих соотечественников против слишком широкого увлечения интеллектуальными исканиями Запада. Он стремился понять и прочувствовать нужды и настроения «третьего мира». Его положение оказалось особенно сложным. Перед ним стояли идеи не только двух миров: западного и афро-азиатского. Его родной народ, африканеры, не вполне относит себя к любому из этих миров. Его называли «белое племя Африки». Мир видел в африканерах-бурах то героев борьбы за независимость — как во время англобурской войны 1899—1902 годов, то создателей самых крайних расистских порядков — как после 1948-го, с установлением режима апартхейда. \рейтенбах стремился проникнуться идеями борьбы против колониализма, евроцентризма и особенно против расизма белых, пустившего такие глубокие корни в его стране. Он даже осуждал «отсталые концепции господствующей культуры африкаанс». В 1994-м режим апартхейда окончательно рухнул. Власть перешла к черному большинству, и Африканский Национальный Конгресс стал правящей партией. Брейтенбах это приветствовал. Но реальность оказалась сложной. Правда, той «кровавой бани», которую многие ожидали при переходе власти, не произошло. АНК сумел удержать экстремистов, которые хотели расправы с белыми. Однако горечь векового унижения все же дает о себе знать. На карте мира теперь уже нет названия: Трансвааль. А для сердца африканера оно значило очень много. Во время церемонии вступления Табо Мбеки в должность президента ЮАР, в 1999 году, памятники африканерским политическим деятелям прошлого были прикрыты, задрапированы. Все портреты африканерских политиков давно уже сняты со стен залов парламента. Обсуждается вопрос о переименовании городов и чуть ли не в первую очередь — Претории, давней столицы Трансвааля, с которой так связана история африканеров. С переходом власти к черному большинству, а вернее, к правящей партии, в стране провозглашена политика affirmative action. Дословный перевод — «утвердительное действие» — ни о чем не говорит. Политика эта означает: открыть возможности для тех, кто раньше подвергался дискриминации. Против этого такие люди, как Брейтенбах, разумеется, и не думали возражать. Но среди африканеров растет ощущение, что это они теперь подвергаются дискриминации, что им трудно устраиваться на государственную службу, что их стремятся отправить на пенсию раньше положенного возраста. Что за любую критику их обвиняют в расизме. Что в проходящих в последние годы кампаниях «по борьбе с расизмом» белому населению, и особенно африканерам, предъявляются порой огульные обвинения. У Брейтенбаха все это вызвало сложные чувства. В 1998-м он издал книгу воспоминаний о той жизни, что он видел в детстве и юности. О тех людях. Об их нравах. Он искал в музеях портреты, которые еще недавно висели. Но оказывалось, что они уже сняты. Несколько слов о переводчике. Евгений Витковский заинтересовался Брейтеном Брейтенбахом в начале 70-х, когда его имя не имело еще всемирной известности. Годами готовил он том своих переводов. Ради него в значительной мере и выучил африкаанс. Но лишь несколько подборок увидело свет — главным образом, в восьмидесятые годы. Основной массив переводов еще ждет публикации.
...А стихи Брейтенбаха, признанно лучшего поэта сегодняшней Южной Африки, говорят сами за себя.
Аполлон Давидсон
БРЕЙТЕН БРЕЙТЕНБАХ
ПЫЛАЮЩИЙ МИНДАЛЬ — быстро вечер приходит:
ветер к земле приближает седые порывы
и деревья колеблют свои кровеносные кроны
у моря влажнеют глаза —
это прекрасно когда расцветает миндаль
— море красуется в первом черном костюме
и старается к нам повернуться спиной
деревья мерцая склоняются к морю
лижет почву молочное стадо —
это прекрасно когда расцветает миндаль
— ветра сухого порывы глотает ослица
больше не блеет коза
вымя овцы незаметно твердеет
свирельщик-пастух ускользает по нотам холмов —
это прекрасно когда расцветает миндаль — как летние птицы летят под поблекшей луной
умирая
как ящерица меж камней продвигается шариком ртути
чтобы жить —
это прекрасно когда расцветает миндаль — не тогда ли случается нам задрожать
и почуять в глазах теплоту и увидеть
миндальное пламя свечи
и понять как торопится кровь к напряженным рукам? я приду и тебя обрету ты я знаю прекрасна
одетые белым холмы начнут осыпать лепестки
время настанет купания в море искристом
и день так нескоро взойдет на притихшие кроны
— ибо снова миндаль язычки зажигает свои • • • Я хочу умереть и уйти к отцу
ногами вперед в Веллингтон*
ослепительный в свете воспоминаний
о мрачных и темных комнатах
о звездах сидящих на крыше подобно чайкам
и ангелах копающих червей в саду
я хочу умереть и взять совсем немного вещей
в дорогу
через холмы Веллингтона
сквозь деревья и сумерки
к моему отцу —
солнце будет биться о землю
ветхие петли будут скрипеть под волнами ветра
мы будем слышать жильцов
топающих над нами
и стук шашек на заднем крыльце
— ну и плут мой старик —
и перед сном
новости по радио братья мои друзья до гроба
не надо дрейфить: жизнь еще держится
словно плоть на наших костях
но смерть беспардонна —
мы приходим и уходим
подобно воде из крана
подобно вдоху и выдоху
подобно тому как приходят и уходят:
наши кости хотят на свободу
так идем же
как только умру со мной к моему отцу
в Веллингтон где ангелы копают червей
чтоб выуживать в небе жирные звезды
дайте нам умереть истлеем не будем тужить:
у моего отца был изрядный дом с меблированными комнатами
* Веллингтон — городок в Капской провинции, где прошло детство Брейтенбаха.
ГДЕ ЖЕ ПРАВО ПРЕВОСХОДСТВА?
наша консьержка вдова 86 лет
мадам ля консьерж
только что упала
тяжелый случай
«эту зиму я переживу»
«перезимую»
скорая помощь общественной благотворительности
в общем почти уже катафалк
только что подобрали
кладут на носилки
один из санитаров лысый
ливанский сухогруз «Нагусена» тонет у
западного берега Дании
к двенадцати часам подобрано 19 трупов
везде одна вода
королева Юлиана сегодня торжественно откроет
«Трондур» в тяжелом состоянии то же самое «Анхелос»
ох ох
ураганы катастрофы там ее несут консьержку нашу вдову 86 лет
мадам ля консьерж качаются носилки
не тревожьтесь не уроним
только не трясите
через эту дверь всегда только под углом
не хлопайте потом штукатурку подметать кто будет
кажется поехали
один из санитаров лысый
кажется уже накрыли простыней
тяжелая лежит ни дать ни взять индейка на подносе
все там будем
до свидания мадам ля консьерж
оревуар
конечно бон вуаяж
ветер воет штормовой цунами наводнения
весь мир водою залит
сигналы бедствий отовсюду
несчастный случай тьма
смотри со всех сторон
шагают новобранцы смерти
коса в руке сухой паек с собой
КАЗНЬ ГАРРОТОЙ
Сальвадору Пуйгу Античу*
Там в камере ждут накрахмаленные господа
черные костюмы сигаретки на нижних губах
и у каждого муха на лбу;
в тихой тюрьме в умирании ночи
шаги прозвучат словно выстрелы в упор.
Выстрелы в ночь туда где ни врага никого;
он будет плотно пристегнут к деревянному стулу
и воротник замкнется у него под затылком
(он не должен захрипеть — это некрасиво);
палач за его спиной за его головой за его душой
начинает вращенье стального винта
рукою что проклята до скончанья веков
пока не сломаются шейные позвонки.
Слишком для многих день никогда не настанет.
Во дворце под надежной охраной как муха в утробе гнилой
сидит палач-старикашка заплывший жиром
он проводит концом языка по вставным зубам;
шаги звучат возбуждая его ослабевшее сердце.
Перевод с африкаанс Евгения Витковского
________________________________________________
* Борец каталонского Сопротивления, казненный гарротой (удушением) в феврале 1974 года.
|
