 |
ГОЛОСА
№1, 2004
Санджар Янышев
АБИ*
1.
Почему свист в ушах как летит мое время? —
говорил пред смертью поэт.
Почему воздух севера вреден? —
мне, южанину, — вот и ответ.
Ты меня еще помнишь, Аби? — вот начало
единения жизни и не...
Отчего мое будущее, что гречанка
за шитьем, и у ней
под рукой не растет, а, как век, убывает
полотно?.. Отчего мочи нет
как грустна эта женщина, что считает
на затылке моем белый цвет?..
А другая ласкает меня, как когда-то
мне приснилось (ты видишь?..), — слюна
между нами повисла — то сладкая вата
из другого, недетского, сна...
Ты ко многому там, в своем НЕ прикоснулась
кожей, родинкой на носу...
...Отчего этот миг неприступен, и сырость
держит нас на весу?
Эта женщина непостижима, как память.
Значит, помнить — не значит иметь?
Расскажи мне, Аби, отчего это падать
для нее означает — лететь?..
Будто пчелка (ты помнишь?..) застряла в прическе
в нашем общем замедленном сне —
где доныне по петельке, по крючочку
распускается свитер на мне...
2.
Ты единственная, кто вязала
для меня в этой жизни носки
из верблюда и хлопка, из катышков солнечной пыли
под кроватью. И не было мягче
половицей скрипеть для ноги
по ночам на балкон мимо елки — в дому, где мы жили.
А потом, когда падала хвоя —
приходили цветы и шмели, —
Главный Угол в дому пустовал; ты бросала вязанье...
Если ж куклы, собачки и мишки
в этот угол зачем-то не шли,
ты охотно сама становилась туда «в наказанье».
Ты стоишь. Я молчу. Горький творог
я глотаю. А следом еще...
Дай-ка я расчешу, дай обдую с волос твоих зиму —
я плести их уже научился...
И покуда ступням горячо,
посмотри: может, я еще жив, не пускай меня в землю.
. . .
В конце концов, у нас ведь есть
часть завтрашнего дня.
Рассвет, помноженный на тень
колен и интервалов.
И тишина, и глубина,
и птичья мельтешня
на антресолях, чай, нават
и миндаля навалом.
В конце концов, мы из пыльцы
египетских камен
меж рам оконных — новый сорт
сообразим варенья;
сольем вино ослиных пасх,
ром греческих календ.
Глядишь, к полудню будет нам
еще одно время.
В конце концов и я не здесь,
и ты ложишься в дрейф,
и кровь по-новому звучать
воспитывает мышцу.
Но до четвертых петухов
у луковиц дерев
я книгу рощ твоих ношу,
как ртуть, под мышкой.
. . .
Спалось? Спалось. Но как!..
Какие трели
Нам под подушку проводил сверчок!..
О чем веретено в лимонном чреве
Скворчало, как расплавленный пичох.
День завтрашний без внешних вспоможений
Селился под махрушками у бра.
И сон с тобою был кровосвершенье,
Смещенье материного нутра.
Росло? Росло потом в тебе такое,
К чему по отношенью мы одни,
Что не рассечь на женское-мужское,
Не застирать, как пятна простыни.
И дней тех межеумочная птица
Такую высь нашла, что посейчас
Оттуда наши сны с тобой и лица
Видны как ее целое и часть.
___________________________________________________
* Так звали мою прабабушку.
|
|
