 |
ЛИСТКИ
№1, 2004
Елена Михайлик, Вадим Агол, Александр Воловик, Валерий Черкесов, Марина Князева, Елена Лапшина
ЕЛЕНА МИХАЙЛИК
ГАРНИЗОННАЯ ЛИРИКА
Лягут белые снега
ранним утром четверга,
и старушка из окошка
лихо двинет на бега.
Прошуршит над головой
дымный порох снеговой.
— По какой идем дорожке?
— Разберешься, рядовой.
А на этой стороне
дымка тянется к луне,
нет ни бабушки в окошке,
ни винтовки на ремне.
Беспробудная жара,
птичьи игры до утра,
время в глянцевой обложке...
— Договаривай, пора.
Ранним утром четверга
встанет вольтова дуга
от рассвета до забега,
от ночлега до врага.
Там старушка у реки
кормит молнию с руки,
угольки светлее снега
засыпают городки.
ВАДИМ АГОЛ
. . .
Был с черным ходом отчий дом —
крутая лестница винтом,
разбитых стекол запах
и потолки в заплатах.
С парадным черный ход был в ссоре.
Окно на корпус «А» смотрело.
К нам отчим перебрался вскоре.
Отца вели к расстрелу.
С начинкой из нечистых сил
и чужеродных междометий
дом кое-как меня слепил
и запахом пометил.
АЛЕКСАНДР ВОЛОВИК
. . .
Безделушечный мастер работает тонко и трезво.
Совершенство в безделке дается трудом и трудом.
И бренчит в его ранце не маршальский титул маэстро,
а предметы попроще: палитра, блокнот, метроном.
Безделушечный мастер совсем не безделками занят.
Он творенье свое для проверки выносит на свет.
Проверяет на глаз: не сверкнет ли восторга слезами.
Проверяет на слух: зазвенит или, может быть, нет?
Он собой недоволен и правит в работе изъяны:
то акцент переставит, то охры добавит в сурьму,
то бравурное forte заменит на робкое piano...
Вот бессмысленный труд! Он и нужен ему одному.
Но гармонию выверив замысла гибким лекалом,
из властителей мира лишь ей подчинен и не чужд,
он свободен смеяться и видеть великое малым,
и общественный скепсис для личных использовать нужд.
И когда он в отделке безделки достигнет предела,
завершив неразменный на зло и добро сувенир, —
пусть останется черное черным и белое белым.
Что он, в сущности, миру, и что ему, в сущности, мир!
Он работу закончил. Дальнейшее, в общем, известно.
Отодвинут блокнот и уложен в футляр метроном.
И, промыв скипидаром палитру, вздыхает маэстро
и торопится к двери — пока не закрыт гастроном.
. . .
Между экватором и полюсом,
а где точнее, не припомню я,
блондинка распустила волосы,
на платье расстегнула молнию,
сказала, видимо, счастливчику
«мур-мур», как ласковая кошечка,
стянула с плеч бретельки лифчика,
на спинку бросила, где кофточка.
Прошлась перед портьеркой шелковой,
в окошко выглянула, голая...
Но тут тихонько что-то щелкнуло,
и стала видимость фиговая.
ВАЛЕРИЙ ЧЕРКЕСОВ
. . .
Брожу по тем же улицам,
по которым с тобой ходили, —
хочу еще раз
споткнуться о тот же камень.
МАРИНА КНЯЗЕВА
. . .
Моя любовь к жизни —
все, что осталось от меня
в результате
процесса жизни.
ЕЛЕНА ЛАПШИНА
. . .
И чтобы муку на листе
В муку перемолоть,
Живу, как дева, — в чистоте,
Превозмогая плоть.
И чем иные дорожат —
Не ценно наяву.
Так яблоки в снегу лежат,
Как я теперь живу.
Живу без пользы и слезы,
Нужнейшему — чужа,
Живу, как клетка из лозы,
Держащая чижа,
Без соприкосновенья тел,
Без боли — наповал,
Как будто ангел пролетел
И в лоб поцеловал.
|
|
