 |
ГОЛОСА
№4, 1995
Юлий Хоменко
. . .
Коровы умеют летать —
Читайте у Марка Шагала,
Чья выучка глаз показала —
Коровы умеют летать.
Конечно, они не орлы,
Не ангелы в легком паренье —
Ни пения, ни оперенья,
Но все-таки очень милы.
Как некий небесный отряд,
То выше летят, то пониже.
И если такое в Париже
Творится, в Твери говорят:
Смотри — над Парижем парит
Буренка колхозного толка,
Небес голубеет ермолка,
А сдвинешь — созвездий иврит.
. . .
Провинциальный запах дыма —
Вполне возможен банный день.
А вот и впрямь проходят мимо,
Тазов бряцает дребедень.
Не наши ль матери и деды
Щиты и шайки сквозь года
Несут? Куда ж ломились шведы?
Скажи-ка, дядя, ну куда?
. . .
Оттого, что это дерево
День удерживало кроной,
Разом выронив теперь его,
Не листвой — тоской зеленой
Шелестит, касаясь шелестом
Кучевых, летящих низко
Облаков, а тем вон, перистым,
Это все уже не близко.
. . .
Над бассейном «Москва» так легко по утрам
Поднимается пар, что мерещится храм...
Ну а после и впрямь вспенил храм кружева —
Мне мерещится пар над бассейном «Москва».
. . .
Небо восьмое. На небе девятом
Облако ходит в халате помятом.
А на десятом в дырявой сорочке
Бродит луна по ночной одиночке.
. . .
Лепила ангела из хлама
Под Гамбургом, пока в Москве
Мужались жить отец и мама.
Мечтала летом по траве
Еще пройти, сбирая шишки
Неподалеку от сосны.
Не дожила и до весны.
Я перелистываю книжки
С ее рисунками: сутул,
Там ангел прячется за стул.
. . .
По старицкой старой дороге
Немало прошло чередом
КамАЗов, которые строги
На вид и ворчливы нутром.
И «газиков» легкое племя
Здесь газы пускает в эфир,
Автобусы прут, а над всеми —
Луч света со станции «Мир».
. . .
Не моя ль видна аллея?
Без сомнения, моя.
Так вперед же, не жалея,
Что проходят бытия
Неприметные моменты.
Глуп был Фауст, что жалел.
Расплелись у Гретхен ленты,
Лиф стыдливо заалел...
. . .
Сидеть и думать, подливая
В посуду пиво: жизнь пройдет.
Еще один виток трамвая,
Еще рывок — и пропадет
Вот эта белая церквушка
Минутной пеной над рекой.
Погиб поэт. Но где же кружка?
Была же кружка под рукой!
|
|
