 |
ЛИСТКИ
№4, 1995
Равиль Бухараев, Дмитрий Гасин, Александр Говорков, Павел Грушко,Юлия Фадеева, Данил Файзов, Владимир Токмаков
РАВИЛЬ БУХАРАЕВ
ВОСПОМИНАНИЕ О СНЕГЕ
Алик Мифтахутдинов отмочил-таки эту шутку,
Алик Мифтахутдинов уехал в другую тундру,
умер — что отлучился за сопку разыскивать стадо,
как ему ни толковали, что покамест не надо.
Алик Мифтахутдинов, чукотский хитрый татарин,
на позвонке китовом дома сидел как барин,
что ж он лапшу-то вешал на уши мне, поэту:
на лодке по Омолону с кем я теперь поеду?
Охота была молиться об алеуте-нахале,
думать о нем в Казани, Конье и Тадж-Махале,
в голову брать и помнить в китайском квартале Сохо,
что Алик Мифтахутдинов умер, и это плохо.
Что ли нет вариантов мимо этой печали, —
под мостом Ватерлоо сесть у костра с бичами,
кинуть алтын на счастье пьянице на Пикадилли,
только и в Магадане это мы проходили,
это мы проходили на Колыме и Талой,
Алик Мифтахутдинов был башковитый малый,
Алик Мифтахутдинов сподобился благостыни:
нет ничего на свете, кроме мерзлой пустыни,
нет ничего на свете, кроме теплого снега.
Здесь за бугром и зимою морось падает с неба.
ДМИТРИЙ ГАСИН
. . .
Во мне встретились двое,
остановились, поздоровались.
Не потому,
что они знакомы,
не потому,
что рады друг другу,
а потому,
что живут вместе, —
во мне.
АЛЕКСАНДР ГОВОРКОВ
. . .
Весной вода из-под крана
пахнет советским строем —
сиротством детского сада,
похабным школьным анекдотом,
пионерским лагерем,
военной казармой,
колонией общего режима,
бесплатной путевкой на юг.
Для тех, кто не нюхал советского строя,
записываю римейк.
Весной вода из-под крана
пахнет центральной азией,
палаточным лагерем беженцев,
желтой ладонью милиционера,
неримским правом,
лефортовской тишиной,
круговоротом себя в природе,
бессмысленным и беспощадным.
ПАВЕЛ ГРУШКО
. . .
Сами подумайте,
на каких делах обрыдалась
эта ржавая скрепка.
. . .
Когда ничего не стало,
остались только слова
отдай, убью, жрать.
А уж после не стало и слов.
ЮЛИЯ ФАДЕЕВА
ТИХАЯ ИСТОРИЯ
Дверь. А за дверью, в моем гардеробе старинном,
В праздном скоплении ношенных кем-то вещей
Моль, если ходит — то в траченой шубке овчинной,
Если летает — то в бежево-сером плаще.
Дверь. А за дверью в кладовке хранятся напитки,
Большею частью хмельные, инжир и халва.
Мышь там гуляет в легчайшей пуховой накидке
Или — летает, и кожей скрипят рукава.
Дверь приоткроется, скрипнув протяжно и глухо.
Кто невидимкою ныне явился за мной?
Будет вошедший в носках из мышиного пуха,
Крылышки моли неслышно для чуткого уха
Будут шептаться и петь за костлявой спиной…
ДАНИЛ ФАЙЗОВ
НЕЗЕМНАЯ ЛЮБОВЬ
Я — как скучающий подземный переход,
Через который ходит очень много
Красивых тонконогих идиоток.
А он, дурак, мечтает каждый день
О незнакомке в длинной черной юбке,
Которая летает над землей,
Флиртуя с франтоватым светофором.
Которая не пользуется больше
Потерянным подземным переходом.
ВЛАДИМИР ТОКМАКОВ
. . .
Маленькая девочка
два часа с восхищением
рассматривает что-то
в витрине магазина:
улыбается, шепчет губами,
теребит складки платьица,
пританцовывает.
Подошел. Посмотрел.
Ничего интересного.
Цветок как цветок.
Хочу видеть мир
ее глазами.
|
|
