 |
ЛИСТКИ
№4, 2005
Александр Фролов, Вера Охотникова, Евгений Понтюхов,Ирина Добрушина, А.Тоф, Давид Шраер-Петров, Валерий Лобанов
АЛЕКСАНДР ФРОЛОВ
. . .
Эта старая карта все врет! — чем старей, тем чудней, —
разве это Европа? Картограф такое загнул!
Мы куда попадем, если слепо доверимся ей?
Вон где Киев, прикиньте, а где его дядька — Стамбул!
Инструмент был ни к черту. XVI век, что возьмешь!
И Берлин — у Твери, и Варшава стоит под Москвой...
Ах, все выдумки, байки, а правды — на ломаный грош...
И английская спесь залила пол-Европы собой.
Географию правит не меч, а лукавая речь.
Берега оплывают, и реки к истокам текут,
если кто-то прикажет, что так им и следует течь.
Эта карта английская, точно. Картограф был плут.
Все картографы — плуты. Их точность зависит скорей
от желанья властителей новые земли найти.
Каждый, каждый стремится в историю с правдой своей,
искажая масштабы деяний своих по пути.
На глазок примеряя по сетке долгот и широт,
прибирая к рукам, привирая всегда и везде...
Лишь увядшая роза ветров не лукавит, не врет,
потому что привязана к вечной Полярной звезде.
ВЕРА ОХОТНИКОВА
. . .
Сначала буду чайником греметь,
натягивать зашитые колготки,
покинув однокомнатную клеть,
учить детей... А ночью к подбородку
колени по привычке притяну
и, лишь глаза усталые закрою, —
верну свою счастливую страну
с купавками, купанием, лаптою,
с отвесною скалою у реки,
где солнце желтой рыбой проплывает,
где мама поглядит из-под руки —
красивая, веселая, живая.
. . .
Возьму топор на грех, и курам на смех
я зарублю кочан капусты насмерть.
Пройдусь наискосок по огороду,
в ботве картофельной не зная броду,
и утону в смородинных кустах
с улыбкой кисло-сладкой на устах.
ЕВГЕНИЙ ПОНТЮХОВ
. . .
Букет наломанной пахучей сирени
В ручке дверной.
Грубовата,
Но от души
Деревенская любовь.
ИРИНА ДОБРУШИНА
. . .
Страшный ветер летит под откос.
Защищайся от стука колес,
Убирай поскорее глаза,
Это —
За.
Шевелится далекое небо,
И камыш расправляет бока.
А.ТОФ
. . .
В небесах самолеты
пахнут землею
и небесами —
на земле
. . .
Вечер
это уставшее за день
утро
. . .
У мертвых
одна родина —
кладбище
ДАВИД ШРАЕР-ПЕТРОВ
НА КОЛЕНЯХ ДЕДА
Раввины вышли на равнины...
Б.Слуцкий
Помню себя на коленях деда-раввина.
Он кормил меня булкой, поил молоком.
А за окнами лежала снежно-русская равнина,
И месяц схлестнулся с трубой, как серп с молотком.
ВАЛЕРИЙ ЛОБАНОВ
В ДОЖДЬ
Начинается небыль —
дожди да ветра,
и последнее небо
затянуло с утра.
Постучу по стакану
и привидится — бдю
бюст вождю-истукану,
неподвластный дождю.
Петербуржская сырость,
перекошенный рот,
ни ахматовских сирот,
ни московских щедрот,
только дождь в пол-России,
только: — Ах! только: — Ох!
ожиданье Мессии,
только Блок, только Бог.
|
|
