|
ПРОЗА ПОЭТА
№2, 1995
Вера Павлова
Дневники, письма, стихи — пересекаются. Сядешь за письмо — выходит стихотворение, запишешь стихотворение — а это дневниковая заметка. В очередной раз заплутав, определила разницу: дневники — письма от меня нынешней ко мне будущей, стихи — ответы на них. Записала и эту сентенцию. Вот выписки из дневников 2004—2005 годов. Мой скромный вклад в жанр ars poetica.
Блокнот — каракули, тетрадь для чистовиков — прописи. У меня почерк гораздо лучше, чем у моей музы.
Пишу, чтобы выровнять внешнее и внутреннее давление. Чтобы не расплющило (горе) и не разорвало на части (счастье).
Отнесла на помойку шесть огромных мешков: обувь, одежда, книги. Бомж перерыл все шесть, но взял только стопку журналов «Табурет».
Думала назывными предложениями. Как Адам в раю. Потом не думала вовсе. Как Ева.
Толстой: «Жить так, будто в соседней комнате умирает любимый ребенок». А я сейчас живу так, будто этот ребенок умирает у меня во чреве.
— Ты понимаешь, что понимание невозможно?
— Понимаю.
Написать = выдохнуть. Жить уже написанным = дышать углекислым газом.
Я хочу написать книгу, в которой ни разу не будет употреблено слово «я». И я ее напишу!
«Лучше всего запоминаются вещи постыдные» (Цицерон).
Поэзия в стихах — гостья. Иногда она гостит подолгу. Но никогда не остается навсегда.
Что общего у самых плохих и самых хороших стихов? И в тех и в других нельзя угадать, какая строчка пришла первой. Впрочем, те и другие чаще всего пишутся подряд.
Задалась вопросом: обогнала ли я уже календарь? Пересчитала стихи, написанные в этом году. 366.
Дарю книги — мeґчу свою территорию.
— Мне надоело, что все называют меня собакой Павлова. Какую бы фамилию мне взять?
— Баскервиль.
Первородство поэзии: исток европейской прозы — жизнеописания трубадуров.
— Хочу что-то вспомнить, а что, не помню. К чему это?
— К стихам.
Постмодернизм: пошлость, выдающая себя за иронию.
«Ты, мой первый и мой последний Светлый слушатель темных бредней» — Ахматова — Гаршину в «Поэме». А после разрыва исправила: «Ты, не первый и не последний Темный слушатель светлых бредней» («Записки» Чуковской).
«Понимание — сумасшествие на двоих» (Подорога).
Узнав от врача, что муж умирает, жена Лозинского приняла яд. И умерла следом, в тот же день. Но самое прекрасное — то, что она ему об этом не сказала.
Оговорилась: «Надо записать это по свежим слезам».
Не спеши. Страница «Ответы» — последняя в учебнике.
Собираю слова в стихи, как вещи в заграничную поездку — выбирая самые нужные, нарядные, легкие, компактные.
Электротехника: проза — последовательное соединение, поэзия — параллельное.
Лежу в горячей ванне, ищу последнюю строчку, нахожу — и мороз по коже...
«Произведения, в которых имеются теории, все равно что подарки, с которых не сняли ценник» (Пруст).
Безумие = вдохновение на холостом ходу.
Тысяча и одну ночь читать тебе вслух «Тысячу и одну ночь» — великую книгу о том, как любопытство спасает одних и губит других.
Живу по рельсам. Которые сама кладу. Где беру? — Разбираю пути сзади.
Словарь Фасмера: второй том кончается словом муж, третий начинается словом муза.
— Ну хоть раз признайся мне в любви без напоминания!
Вот: смысл жизни — в снятии противоречия между телом и душой. Снимешь — бессмертен. Только фигушки снимешь!
Из двух зол выбираю Ахматову.
Дневники — письма от меня бывшей ко мне будущей. Стихи — ответы на них.
Мое время — время, которое показывают солнечные часы лунной ночью.
Стрекозы любились так самозабвенно, что упали в реку, забились, затрепыхались, и стрекозел, оттолкнувшись от своей подружки, оторвался и улетел. А она, еще с минуту поборовшись, затихла и отдалась течению.
Проза — матч целиком, стихотворение — только голы и голевые ситуации.
Записывая стихи, чувствую неловкость (отсюда — докторский почерк блокнотов). Они уже есть. А в записи есть что-то жлобское. Так Дон Жуан записывает имя очередной жертвы, подробности очередной победы.
— Так вы хотите, чтобы читателю показалось, что он перлюстрирует чужие письма?
— Я хочу, чтобы читателю показалось, что я перлюстрировала письма, адресованные ему, и бессовестно их цитирую.
В конце самой последней моей строки будет стоять двоеточие:
Вдохновение — половой акт с языком. Я всегда чувствую, когда язык меня хочет. И никогда ему не отказываю. И мне с ним всегда хорошо. А ему со мной? Боюсь, ему никогда не бывает так хорошо, как мне.
Стравинский: «Я люблю сочинять музыку больше, чем саму музыку».
Стихи графомана — пение под караоке.
Посвящаю посвященным.
Учу английский, ловлю себя на том, что говорю не то, что хочу сказать, а то, что могу. Потом — на том, что и по-русски говорю примерно так же. И только в стихах мне иногда удается сказать то, что хочу. И тогда мне кажется, что я говорю (пишу) не по-русски, а на каком-то другом языке, по-настоящему родном.
Все писатели пишут на чужих книгах. Но одни на полях, а другие — поверх текста.
Как я и предполагала, все получилось не так, как я предполагала.
|
