Снижаясь, туча закипает.
И часто-часто, как старик,
бледнея, дерево кивает
на покосившийся парник,

на битву дачниц с целлофаном
мятежным, рвущимся взлететь.
Жестянка стуком барабанным
уже наполнилась на треть,

 и сено двигается, рушась,
под рубероид, и спиной
стоит, превозмогая ужас,
подсолнух в шапке шерстяной...

ПАВЕЛ ЛУКЬЯНОВ

* * *
У самолета выросли ноги на 10 километров, и он не может теперь сесть на землю.
ТУ вытягивает ноги, но все равно таз километровый пугает пассажиров: они не выходят,
делают вид, что и сами хотели так остаться; стюардессы носят и носят еду, улыбаются, раздают газеты;
вокруг сидящего самолета воюет мир: арабы взрываются, евреи пулеметят, чернокожий футбол выходит в финал.
Самолет, откинувшись на руки, достает апельсин, разворачивает его и начинает пахнуть грозой:
старушки уходят от подъездов, воробьи прихорашиваются, брошь из сирени,
трамвай забегает в подъезд от дождя,
Карибы в цвету.
По пальцам самолета лезет сок, солнце смотрит сквозь пальцы на крылья, хвост и гриву.
А если самолет заснет и не опустится ниже?!
А! Теперь время такое - что ничто не удивляет.

Магнитогорск-Москва
10 000 метров

* * *
вика валяет (дурочку) вареники, наклоняясь в окно из окна
в черные снеги в собаках, выгуленных дотла.
длинные, если задуматься, фары тянутся вдоль забытья,
снежность по крохе спадает в рот из небесного рта.
в то же и то мгновенье, выйдя в себя из себя,
лепщица тесто роняет в тут же как тут кота:
поздно кричать на павших, снежных, мучных, не твоих,
тех и не этих близких, мякающих, шерстяных,
перелетевших дорогу на тот и на красный свет;
дрожжи, сугробжи, снегожи: есть, полуесть, полунет.

 

 

СЕРГЕЙ ЖАРКОВ

 

ТУЧИ

По небу ползут
Свинцовые тучи
С глазами полными слез.

 

 

ОЛЕГ ЗАВЯЗКИН

* * *
"Телом о душу не спотыкайся, Петре".
"Птицеподобный, ты дремлешь, падре".
Телом среди камней ущемился ветер.
Горы бездвижны в месяце римском марте.

 Смежены на свету, слепнут глаза от пыли.
Люди бездействуют - пятна бездвижной боли.
"Падре, это по ним пастушьи собаки выли".
"Петре, ступай за мной. Им хорошо в неволе".

* * *
...и сам ты окажешься рыжей картиной,
занявшей простенок в еврейской гостиной.
Но там ничего не удержится, даже
арбуз в натюрморте и ветер в пейзаже.

 И вот уже мальчик в отцовской пижаме
горящим лицом прижимается к раме,
и дышит в глаза нарисованным людям,
и хмурится, как полагается судьям.

 

 

АЛЕКСАНДР АКОПЯНЦ

* * *
Глубоким был вселенский сон,
И вдруг из хаоса возник
Набор случайный хромосом
И биографии тупик.

* * *
Куришь и куришь как черт!
Видели черта курящего?
Время обратно течет,
В прошлое из настоящего.

Выкроишь там полчаса:
Утро, смеются родители!
Там без чудес чудеса,
Сами, наверное, видели.

* * *
От Нового года
Остались игрушки,
От прожитой жизни -
Эхо кукушки,
От талого снега -
Живая вода.
- Куда ты, родная?
- Не знаю, куда!

 

 

ВАЛЕРИЙ ЧЕРКЕСОВ

* * *
Всю жизнь
ждал своего старика Державина.
…Сам стал стариком.

 

 

ЛЕТЧИК

Бывший военный летчик
вечерами сидит на лавочке у подъезда
и смотрит слезящимися глазами в звездное небо,
словно ждет, что кто-то из погибших друзей
прилетит и возьмет его с собою…

* * *
Этот слякотный день
Ненавистный, как хомут,
шею мою до крови натер.

 

 

МАРИНА БИРЮКОВА

* * *
Проснешься ночью - о плохом
не думай - только о хорошем:
о набухании горошин
на влажной марле, а потом -

 о теплом грунте. О щенке.
О Третьяковской галерее…
Не повисай на волоске,
но выбирай себе скорее

 одно из ведомых чудес,
одно из тысячи спасений:
смотри, вот это зимний лес,
а это он же, но осенний.

* * *
Ходит лошадь по земле -
по сухой, солоноватой,
таз картошки на столе,
у окна - коробка с ватой.

 Этой ватой за окно
я выталкиваю ветер...
Я сама не верю, но -
дом стоит еще на свете.

 Странен вид его вещей -
лампы, таза и комода.
Поглотила вату щель -
этой щели век без года.

Люди столько не живут,
а тем более солдаты…
Плотный скатываю жгут
из бывалой серой ваты -

 коли ветры таковы…
Лошадь, выйдя прямо к дому,
выбирает из травы
унесенную солому.

 

 

ЮРИЙ ВЛОДОВ

* * *
Если умру,
Присяду на холмик могилы своей,
Задумаюсь крепко…

 

 

ОЛЬГА МАНВЕЛЬЯН

* * *
Я вижу сумку с женщиной в руке,
У сумки вид самодовольно-строгий.
В ней хищно все: осанка, руки, ноги…
А женщина за ней на поводке.
Спешит в не знаю, и зачем не знает,
Но помнит лишь одно - должна, должна.
И это слово по-собачьи лает
И по-хозяйски смотрит из окна
Капризно и надменно руки в боки.
А за окном в беспомощном мирке
Ныряет сумка с женщиной в руке.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10 >>