|
ГОЛОСА
№3, 1995
Ирина Ермакова
* * *
В темной траве мокрой траве
стебли-стволы раздвигая неробко
бродит ревнивая божья коровка
с солнечной точкой в пустой голове
Чуя как запад чадит остывая
плавит усердно подземные швы
точную рифму себе выбирая
из несгибаемых листьев травы
Почва налипла на лапы — болит
божья коровка замрет на развилке
точное солнце вспыхнет в затылке
корни спружинят — выгнут прожилки
и оторвется капля-болид
Свет тяжелеющий переливая
перевернется изнанка сырая
дрогнет поверхность листа лицевая
и наклоняясь к лицу — загудит
* * *
А что остается? Стихи.
Не все же кругом идиоты.
Безвременник пышный цветет
и пахнет бессмертником — что ты!
Все лица, слова, лопухи
повязаны цветом разящим,
вчерашний цедящая мед,
залипнет пчела в настоящем.
Зависнет, жужжи — не жужжи,
крыло отрывное теряя,
скажи, что и это пройдет,
скажи мне, моя золотая.
— Кромешные травы глухиґ.
Не лжи — время каплет из сот.
Ну, что мне останется от
тебя? Ну, конечно. Конечно.
* * *
кто смежал этой розы завои
Фет
Погоди уймись обернется легендой сплетня
покружит окрепнет и обратится в миф:
на веранде открытой миру на вечнолетней
черный чай зеленoґ вино белый налив
дождевая пленка горит покрывая грядку
златоклювая капля в ржавую метит кадку
больно глянуть — полдневный бес истоптал сетчатку
у прохожего пугала тысяча солнц в рукаве
от крыльца краснеет кирпичная пыль дорожки
кубометры лени валяются в жирной траве
пролетает ребенок счастливый как на обложке
и победное радио — резонирует в голове
чтобы тек этот свет свободно сквозь стены в щели
и полоски решеткой строились на полу
и гуляли по потолку как захотели
и велись и вились живые на самом деле
чтоб накалываясь на солнечную иглу
всякий мимоидущий
задравший к затылку брови
обернувшийся —
не оторвал бы глаз.
Световой завой. 58-й. Подмосковье.
Миф как миф. Прочти его еще раз.
* * *
Только оторвись на два шага
мур да мурр из темноты железной
южно-нёбное густое га
старожиґлицы одноподъезной
Ой а вы нэ бачилы кота
гарный ось такый рудый пухлявый
хрястнет дверь отъедет темнота
озарится дворик чернотравый
Суета облава кысь-кысь-кысь
жилистый забор бежит в просветке
лампочка болтается как жизнь
без кота потерянной соседки
Дуля на лохматом проводке
вхолостую движимого света
баба Ганя в кедах и платке
тень кота который канул в лето
красное лет пять тому назад
Ходит провод тень гоняя косо
в постоянном поиске урчат
темноты зубчатые колеса
ГУДЕРМЕС
деревце цветет деревце цветет
пылко-алым томно-белесым
в воздухе кровь с молоком да мед
разгуляй казарменным осам
лепестки летят лепестки летят
пухнет суровая завязь
кожистые листья вах! трепещaґт
около плодов увиваясь
жаркие соки поют на юру
в жилах ствола налитого
кожура лоснится и к ноябрю
все наконец готово
огненное деревце — гранатомет
за казармой треснуло в корень
красным колесом рассыпая взвод
ничего не помнящих зерен
* * *
Волна взревела и окаменела
нависла и накрыла пустоту
гудит ее изогнутое тело
горят обломки-брызги на свету
Но сжатый в ней огонь на пораженье
и свист пустот расплющенных видны
лишь пене продолжающей скольженье
по внутренней поверхности волны
И пена — трепетные хлопья раздувая
въезжает в метахимию огня
пока остывший свет разогревая
как сумасшедшая родня
удерживает внешняя кривая
от лишнего движения — меня
* * *
Нет никого
нет никого на свете
нет никого на свете лучше тебя
ну — никого когда
над водой нависая
ты закидываешь удочку — и
жилы бугрятся под рукавом полосатой футболки
пятки изгвазданы в красной глине дрожат горят
и отрываются
и парят
в скользкой надземке тумана
Полная тишь
жизнь в кулаке зрачки на крючке
леска разматываясь зачеркивает пробелы
и грузило как умная пуля молча летит
до самого конца света
И там и оттуда из траченой темноты
спешат на ловца слепившиеся черты
случайные — стирая нелепость страх
и стадо роялей пляшет уже в кустах
клавиши скалит отбившиеся от рук
хлопает крышками и роняет в траву звук
и ветер включает ивы басовый скрип
в правобережный хор воробьев и рыб
Свет расширяется в свисте-цвету-соку
здоровенное солнце не влазит уже в строку
течет по спине скатываясь за плечо
и тогда ты оборачиваешься: а чё?
Головой крутишь ой говоришь ого!
и выпрыгиваешь из стихотворения ко мне
в полосатой футболке еще дымящейся на спине
как победа солнца как поэзии торжество
и никто не видит потому что
нет никого
|
