|
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ №4, 2006
Инна Лиснянская
ПРОСТАЯ ПОЧТА
. . . Искала я всегда прямого отклика — От человека, дерева и облака, От музыки, от буквы, от числа, Не полагая двойственного облика Внутри добра и зла.
Жизнь не была мне надлежащей школою, Я шла по ней невеждою веселою, Метафорой как юбкою шурша, Не ведая, что мысль бывает голою, Как плоть или душа.
И в каждого глядела, словно в зеркало, И лишь совсем недавно докумекала, Что и лицо двояко, и испод. Что человек есть и толпы молекула, И сам себе народ.
ТЕНЬ Ветви вербы и сирени, одуванчики и сныть, Окна, двери и ступени, — Все подвластно. Только тени Никому не ухватить.
А она со мною всюду пребывает, застя свет, И мешают верить люду, А тем паче верить чуду, Будто в ней природы нет.
А она — и есть природа, — предка давнего двойник. Тень без племени и рода — Я одна. Но в день исхода Вам оставлю свой дневник — Тени пламенной тайник.
. . . Тень от славы липнет к поэту, К тени лепится ремесло. Разметало мысли по свету, И судьбу в сугроб занесло. Намело, намело в отчизне — На земле лежат облака. Тяжело, если прежде жизни Умирает в тебе строка.
. . . Лес многонационален, Здесь ель теснит сосну, сосна теснит березу. Однако пейзаж идеален, И вряд ли кто прочтет подпочвенную прозу — Корней многолетние розни, Конфессий разных бой, и ропот ответвленья. Однако смешней и серьезней, Что соловей поет для всех без исключенья, Что всех освещает здесь солнце И поливает дождь без всякого различья. Но зря надо мной смеется, Достав окно, лопух, виня в косноязычье.
. . . Дни идут, как на брата — брат. Дни и тучи и птицы летят Как задуманы и как хотят — Мимо глаз, осязанья и слуха. Удивляться не стоит, старуха, И оглядываться вперед, — Там война Мировая идет. Посчитай двух веков лихолетья — По числу она, кажется, Третья. Да и ты — не ребенок давно, Помнишь и послерайское дно, Где все тучки и птички и рыбки Не без помощи адской улыбки Убаюканы в каменной зыбке. Мать в безумии — Авель убит, Каин в каторге, время летит — Память, пуля, метеорит...
. . . Я туда шлю немало писем, Где не действует интернет, да и почты обычной нет. Где, как прежде, от мысли зависим, Мой Адам именует предмет.
А в окне моем — птичье пенье, Все деревья пахнут весной, но не ведаю, что со мной, — Даже мысль обладает тенью И обратною стороной.
Как мы в памяти ни возвысим Рай, в котором всё — благодать, даже ты не мог полагать, Что от тени своей зависим Всю дорогу за пядью пядь.
Мы с тобой не вняли запрету, Мы сорвали тот самый плод — с дня изгнанья из года в год Посередке и сбоку света Тень, как грех первородный, цветет.
. . . И дрозды ублажают горло, Будто скрипочку канифоль. И давно весна перетерла С медом солнца морскую соль. Жизнь идет ни горько, ни сладко. Ну а если по существу, Предотъездная лихорадка Треплет так, как ветер листву. Что же так обметало губы, Что ж по коже идет озноб? Это иерихонские трубы На пути ошибок и проб В сердце каменном рушат стенки, И сосуды в моем мозгу. Ветер с вишен снимает пенки И уносит меня в Москву.
. . . В такие дни, в такие лета, Когда все дружбы сочтены, Лови мгновенные приметы Долгоиграющей весны, —
На вербе пух, на клене почки И снега мокрые следы, И одинокий свет звезды, Благоволящей одиночке.
И все воротится на круги, Быть может, и не на своя, — И друг воспомнит, и в округе — Седая песня соловья.
. . . Март. Слава Богу, без внешних событий Время идет. На вопросительно-быстром иврите Птица поет.
Около храма Святой Магдалины С низких высот Древних олив утвердительно-длинно Птица поет.
. . . Цветут на подоконнике герани, Да и вокруг оконного стекла. Я начиталась много всякой дряни. По сей причине серебро гортани Я в золото молчанья облекла.
И дрянь — мое сегодняшнее дело Ворчать на то, что воздух поредел И что литература оскудела. И то сказать — нет худшему предела, А лучшему всегда бывал предел.
Сверх лучшего — лишь ангелов свирели, И струны солнца, и громов басы. Глаза мои за эти три недели Апрельское цветенье проглядели И упустили лучшие часы.
. . . Все, что мне было не мило, исчезло как дым. Солнце меня подцепило багром золотым,
Лето меня подцепило косою стальной, Граблями — осень. На лестнице жизни витой Все ж удержалась. Надеюсь держаться и впредь.
Ах, что за жалость — что зеркало, что гололедь — Скользкие вещи — на них нелегко уцелеть.
. . . Эта жизнь подобна рогоже, Прижатой к коже, — Так груба, что уже не надо Искать в ней лада, Так жестка, что уже не стоит Искать покоя, Так шершава, что лучше наружу Выпустить душу.
|
|