 |
ГОЛОСА
№4, 2006
Владимир Захаров
БАРАБАНЫ, ИЛИ ЛЕНИНГРАДСКОЕ ДЕЛО
Январской ночью
тысяча девятьсот сорок девятого года
происходило заседание Политбюро,
и Сталин сказал:
мы пошли на смелый шаг,
разрешили православную религию для беспартийных,
но теперь члены партии им завидуют,
нужна религия и для коммунистов,
несколько религий.
Для высшего руководства ВКП(б)
религией станет
вудуизм.
Вудуизм зародился в черной Африке,
расцвел на Гаити.
Сталин помолчал, раскурил трубку и сказал:
вам пора знать,
я — барон Суббота,
верховный жрец вудуизма.
Вошли одиннадцать красивых кремлевских курсантов,
внесли одиннадцать больших барабанов,
и Сталин сказал:
эти изделия —
из Гаити,
но скоро мы будем делать собственные барабаны,
у нас есть Аскания-Нова.
Выяснилось — никого не надо учить,
все согласно грянули в барабаны.
Грянули барабаны,
и вся земля услышала их голос,
звуки барабанов проникли в глубину океана,
где кашалот, держа в зубах кальмара,
уходил от подводной лодки,
звуки барабанов унеслись в стратосферу,
где кристаллики льда сбивались в серебристые облака,
даже юная пара снежных людей,
что лежала, обнявшись,
в пещере на плоскогорье Тибета,
услышала их голос.
Звуки барабанов услышал рикша
в далеком Кантоне,
еще раз пересчитал
заработанные трудом юани
и решил вложить их
в подпольную партийную кассу,
к городу подходили войска Мао Цзе-дуна,
он был умный человек, этот рикша,
его внуки давно
долларовые миллионеры.
Звуки барабана услышал сенатор Маккарти,
отдыхавший на своем ранчо,
и решил, что нельзя больше медлить,
нужно остановить коммунистическую заразу,
а будущий знаменитый молодой академик,
в закрытом поселке,
услышав гром барабанов, проснулся,
начертил проект новой атомной бомбы.
О! Это — жемчужина человеческой мысли!
Она до сих пор на вооружении.
Я до сих пор помню
грохот тех барабанов,
мне было девять лет,
мы жили в нищем деревянном доме
чуть не в центре Казани,
огород, сосед-уголовник,
русская печка,
отец — беспартийный.
Но он не ходил в церковь,
чиновник невысокого ранга.
В ту ночь мне приснился сладостный сон:
Сталин обнял меня одною рукой,
в другой — девочка Мамлакат,
внизу — море флагов,
Красная площадь.
Утром я написал
первые в жизни стихи,
до сих пор их помню.
Мой отец восхитился,
переписал канцелярским почерком,
отослал в «Пионерскую правду».
В газете мне оказали немалую честь,
не поверили, что я — автор,
на этом все и кончилось, слава Богу,
там была опасная глупая строчка
«Вечно мы будем бороться за мир»,
— и как отец,
человек, немало уже пострадавший,
ничего не заметил!
Не все оказались столь удачливы.
Только под утро
закончилось заседание Политбюро,
и Кузнецов, уходя, сказал Вознесенскому:
Здoрово!
Но не есть ли это
особо изощренная провокация ЦРУ?
Маловеры!
Жалкие рационалисты!
Закономерно,
оба умерли скоро
жестокой, насильственной,
вудуистскою смертью,
по слухам,
один получил
крюк под ребро,
другой
крысу в живот.
Amen.
РУСЬ
Русь, ты больше не женщина,
Где твоя мечта о женихах заморских,
Любовь к дальнему,
Любовь к Америке, Грузии,
Все в прошлом,
Ты — Газпром,
У тебя мужское лицо.
Ты перестала быть прекрасною дамою,
Женой Блока,
(О, Русь моя, жена моя!),
Перестала быть боярышнею Волошина,
Ставшей нищенкой,
(Узкий след ноги твоей целую),
Ты больше не мать,
Посылающая на смерть своих сыновей.
Ты теперь менеджер,
А еще чемпион по стрельбе, ставший киллером.
У тебя мужское лицо.
У ОКНА
Поутру проснулись птицы,
Дятел и его жена,
Жизни новая страница
Для прочтения ясна.
Дятел в шапочке червленой
И в рубахе расписной
Рядом прыгает, смущенный,
С умной серенькой женой.
Свист ее витиеватый
Без труда понятен мне,
Кто-то, крупно виноватый,
Уличен в своей вине,
Солнце смотрит обновленно,
Горы дальние видны,
Молча слушаю смиренно
Писк воинственной весны.
|
|
