 |
ГОЛОСА
№1, 1995
Олег Завязкин
* * *
...а так — помрешь, кому ты будешь нужен?
И чист, и выбрит, наспех отутюжен.
Сквозняк за воротом ладошкой мокрой шарит,
а зеркало плывет по грудь в своем кошмаре.
Ведь вот помрешь — придут глазеть чужие,
здоровы-живы...
* * *
Распну пиджак посреди крыльца.
Поиграю углами лица.
В ком ни души — два угодья в том:
теплынь, чабрец, чернозем.
Уснула кошка — мордочка в паутине.
Сизым колером по холстине
ночь прошлась. Вполоконца свет.
Пиджака-то у меня нет.
* * *
И плачется без слез, и курится легко.
По скатерти плывет сырое молоко.
Уселись, обнялись, поправили сердца.
Над городом летит окошко без лица.
Полдня то врозь, то брось, а встретились легко.
Лакает серый кот сырое молоко.
* * *
Надежда здесь, а Люба померла,
и тень ее дощатый пол прожгла...
Стекает солнце с мокрых бабьих рук.
Ложится вечер прямо под каблук.
Хворает сердце, пенится вода.
С любою Любой горе не беда.
Полощут бабы желтую фату,
а смерть их караулит на мосту.
* * *
Ночь по лавкам потащит юбку.
Ветер снежную гонит крупку,
размывает калошный след.
Мне в обед восемнадцать лет.
Рука руке тяжела.
Ходят тени вокруг стола —
так опасливо, что и нам бы
пересесть от нагретой лампы.
* * *
В зрачках запечатана осень.
По магазинам рассыпались граждане.
Сколько снега настрижено с Божьих овец...
Посреди города — три вокзала,
и глаз не найти за слезами.
|
|
