 |
ГОЛОСА
№1, 1995
Илья Фаликов
* * *
Белые лебеди, зимний период,
перистый флот.
Глядя на бухту, поди воспари вот.
Пух, а не лед.
Формирование чистого духа,
форт и редут.
Песню испортит гречанка-старуха:
— Жрут, что найдут.
* * *
Памяти Грибоедова
Если глянешь ночью на дорогу
и возникнет путник, как верста,
в рубище убогом, — слава богу,
существуют общие места:
муха — это маленькая птичка,
грифы — полуптицы, полульвы,
графоману надобна затычка —
в общем, вынь топор из головы.
В мире, где порой бывают рожи
ух какие, — честно говоря,
голова поэта не дороже
углеводородного сырья.
Но, как ни печальна повесть эта,
лишь в Иране, полном гневных масс,
оценили голову поэта
в головокружительный алмаз.
А сейчас негаданно-нежданно
на скрещенье всяческих орбит,
разбивая голову Зидана,
голова Басаева летит.
НОВОЗЫБКОВ
Староверско-еврейское месиво,
с польским привкусом, с мовой в горсти, —
что ты значило? много ли весило?
Вряд ли весело, но — по пути.
Обведенный чертою оседлости,
процветал городок, а теперь
ничего не известно по бедности
мне, и рыщу в лесах, аки зверь.
Пиитическими ли капризами
приведен под старинный киот?
У попа под белейшими ризами
бьется сердце — и эхо идет.
Гул, катящий по высям Евразии,
своему звукоряду предам,
ибо, ас поездковой поэзии,
пролетаю по всем небесам.
Вот стою, под седыми иконами,
посреди дораскольной Руси.
Ничего перед ликами оными
не прошу — не храни, не паси.
Красный скиф, белокурая бестия —
все смешалось в глубоких холмах.
Ни двуперстия, ни троеперстия,
ни звезды псалмопевца впотьмах.
ИЗБИЕНИЕ ЖЕНИХОВ
На закопченной балке потолка
свернись, Афина, ласточкой-пичужкой,
пока хозяин дома машет пушкой
и валит каждого быка.
Его рука уверенно крепка.
Пока блуждал, в его бесхозном доме
жена трудилась не на сексодроме —
у ткацкого станка.
До закопченной балки потолка
очаг плескался злыми языками —
чужое стадо, сами став быками,
сожрали до единого быка.
Теперь он их кладет наверняка,
располагая выучкой-привычкой.
Свернись, богиня, птичкой-невеличкой
на закопченной балке потолка.
Поскольку я сижу у маяка,
не снится мне Прекрасная Елена,
но правота героя несомненна
теперь и на века.
Недаром он сходил во мрак смердящий
на встречу с тенью матери скорбящей.
Он уцелел в десятилетней свалке
под стенами твердыни крупноблочной
и десять лет водой блевал соленой.
На закопченной потолочной балке,
на закопченной балке потолочной,
на потолочной балке закопченной.
* * *
Сугубый традицьянолист
позднесоветской школы
на белый свет, на птичий свист разинул рот тяжелый.
Жуя глаголы поутру, оставшиеся с ночи,
предощущает: не к добру глаза сыреют, очи.
Вот-вот из зенок потечет, добавится из носа,
ему и слава и почет, и нет ему износа.
Вся морда выльется навзрыд, и на волне без ветра
канал «Мелодия» звучит — одно сплошное ретро.
О чем рыдаешь, сукин сын? Не скажет, не ответит.
Там, где вчера погиб дельфин, сегодня солнце светит.
Опять на плоскости стола, упав, как баба с воза,
махровым цветом расцвела
классическая роза.
РОНДО
Заглохший пруд, и утки верещат,
как будто это птичник, а не сад,
но золотые перья этих уток
нас облекают вместо наших шмуток
и даже нам идут на первый взгляд.
Исходим блеском, глядя на закат,
форсировали черный промежуток,
но требовать триумфа — кроме шуток,
мартышкин труд.
Тут жили мы с тобой, а также рад
был выпить-закусить со мной собрат,
и в знак того, что сад широк и чуток,
не жуток был в ночное время суток
заглохший пруд.
|
|
