 |
СВЕЖИЙ ОТТИСК
№2, 2000
Леонид Виноградов
НЕОЖИДАННАЯ ИСТОРИЯ ЖЕСТА
Было у французских критиков прошлого века (а позже у Максимилиана Волошина) такое определение - "подземный классик": мало кому известный и мало печатающийся автор, эстетически актуальный, однако, больше иных именитых.
Леонид Виноградов, хотя пишет стихи с 50-х, печатался крайне редко даже для "подземного" поэта: всего несколько маленьких подборок в антологиях "У Голубой Лагуны", "Самиздат века" и некоторых других. И только в 1999 году в издательстве "Граффити" вышли две его книги: "Чистые стихи" и "Стихи с пятнышком".
Стихи Виноградова - очень легкие стихи. И точные, но не точностью называния уже известного - скорее тем, что они открывают новое, неизвестное и называют его - в одно и то же время, одним и тем же неожиданным движением речи.
Ночник освещает дневник -
где вник, а где и не вник.
В русской поэзии Виноградова можно считать продолжателем линии, обозначенной некоторыми короткими стихотворениями Ходасевича, такими как "Пробочка над крепким йодом!.." или "…Бог знает что себе бормочешь, Ища пенсне или ключи" (почти прямая, хотя и переосмысленная цитата из другого стихотворения Ходасевича обнаруживается в виноградовском "Я с фотопортрета…"*). Только у Виноградова стихотворение в еще большей степени висит в воздухе, ни на что не опираясь.
Тынянов писал, что упомянутое выше стихотворение Ходасевича - "почти розановская записка, неожиданно короткая - как бы внезапное вторжение записной книжки в классную комнату высокой лирики" ("Промежуток"). Но нет, не классная комната. Скорее - исчезающая архитектура "классичности" среди сдигающихся, "какофонических" миров. У Виноградова же и "классические" цитаты переходят в новый, неклассический контекст.
В 1958 году он писал:
Мы фанатики. Мы фонетики.
Не боимся мы кибернетики.
В отличие от более позднего "Ночник освещает дневник…", эти стихи сильно привязаны к своему времени. И не только словом "кибернетика", а более глубинно - может быть, звуковым строем. Но это стихотворение дает возможность увидеть другой неявный источник поэзии Виноградова: футуризм, Хлебникова, возможно, и ЛЕФ ("правда факта", которая оборачивается дикими ракурсами Родченко).
Поэтому Виноградов может писать стихи, ориентированные не на смысл, а на резкий звуковой жест:
Все мозги вокруг пожухли.
Уж не жук ли я?
Не жук ли?
Лев Лосев вспоминает*, как в юности они с Виноградовым и Владимиром Уфляндом ходили по Ленинграду и распевали Хлебникова на бодрый советский мотив: "Тулупы мы, Земляные кроты, Родились мы глупыми, Но глупым родился и ты". Фонетическое отношение к слову, отчужденное через эту самую советскую музыку, делает возможным спроецировать живую ударную силу ритмики и фонетики на собственное бытие при сохраняющемся ощущении окружающего советского мира во всем его безобразии, огромности и неизбежности. Происходит "одомашнивание" личного, душевного абсурда, которое, правда, не делает его менее абсурдным. Отчуждение Хлебникова, заряда дикости и осмысленности языка, а потом одомашнивание, но уже полуиздевательское. И по-новому действенное. Это создает повод для сдвига реальности, а внутреннему, душевному абсурду дает дополнительное измерение.
В поэзии Виноградова стих существует как бы на грани внутренней речи, и ритм его - это ритм внутреннего монолога: не совсем внутреннего, но принципиально свободного.
На небесной книжной полке,
в недоступной тишине
гениальные обмолвки
попадаются одне, -
стихи эти достаточно адекватно показывают поэтику Виноградова, но содержательно отчасти сами себя опровергают: свою формальную чистоту, свое изящество. Поэзия Виноградова не всегда ориентирована на идею внятности. Есть надежда на смысл, но есть надежда и на "гениальную обмолвку". Слово проявляет свой как бы домашний, едва ли не рукописный характер.
Особенность коротких стихотворений Виноградова - в ощутимости смыслового жеста, внезапного движения к осознанию странности и переменчивости мира. В то же время сохраняется упомянутый "домашний", разговорный поворот речи, взгляд частного человека, не требующий "общих соображений" и широковещательных разъяснений, не взывающий к особой, форсированной интонации.
Именно эта резкость и оформленность внутреннего жеста и приводит Виноградова к короткому стихотворению. И делает одним из стоящих у истоков того круга явлений в современной русской поэзии, который можно условно назвать минимализмом. Существенно здесь, впрочем, индивидуальное свойство Виноградова: ощущение речевого жеста, который содержит в себе концентрированное время. Не эпоху, а именно течение времени: внутри стихотворения собрано отношение к опыту - к истории, к культуре и к самому себе, своему положению в мире. Илья Кукулин Леонид Виноградов
. . .
Из под арки ветер дует.
А у стенки дома - тишь.
Снег скрипит. Трамвай линует
белый лист. Ну, нет, шалишь!
Поперек путей железных
проложу я свой маршрут.
Труд напрасный, бесполезный -
утром дворники сотрут.
. . .
Я - крыса. Чуден флейты звук -
за ней, за ней, за ней...
Как жаль, что напустил в мундштук
ты, Крысолов, слюней...
. . .
Помнит память, что забыла что-то -
то ли Санчо, то ли Дон Кишота.
. . .
Не врите, не врите, не врите,
не врите,
не врите, не врите, не врите,
не врите,
не врите, не врите, не врите,
не врите,
ни на санскрите, ни на иврите.
. . .
Я - паучок. Я паутинку тку
от этого цветка к тому цветку.
. . .
Сергею Кулле
На мой медный грошик
человечности
отпусти мне, Божик,
кило вечности.
. . .
Тропинкаприлиплакботинку
. . .
Пахнут цветы.
Божик, се Ты?
. . .
Я не пытал, не убивал.
Я возводил бараки
там,
где зимуют раки.
Всегда я к сроку успевал.
. . .
Малости, мелочи одолевают.
Пива, к примеру, не доливают.
Или собаки под окнами лают.
Или от слова щеки пылают.
|
|
