 |
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
№1, 2000
Александр Левченко
СЛУЧАЙ
Сижу на крыльце, задумчиво глядя окрест.
Вечер... Лают собаки и пахнет навозом.
Колет дрова сосед, называя поленья блядями,
Дети играют в футбол, матерясь неумело...
Сосед-механизатор с грубоватой нежностью
Жену свою треплет.
Там тетя Валя, курице башку срубив,
Смеется весело над судорогами птицы...
Как вдруг на небе тип какой-то появился,
При крыльях и в сандальях древних, весь в огне,
Воняя крыльями горелыми и парафином,
Он над деревней полетел, суча ногами.
И с криком: “Люди, я Икар отважный!”
В болото за деревней навернулся.
. . .
Светлая ночь... На крыльцо выхожу,
Аура надо мной неброско сияет,
“Харе Кришна” вполголоса напеваю,
Духовности моей высокой радуюсь.
Но в полутьме на грабли ступил,
И в третий глаз мой палка ударила...
...Долго кричал с крыльца гадости всякие,
Припомнившиеся вдруг во множестве.
. . .
Разве любовь есть на свете! —
горестно кто-то воскликнет,
Но я улыбнусь незаметно
и на жену свою гляну —
Вот она ходит худая,
взглядом бессмысленным смотрит...
А ты говоришь — нет любви.
. . .
На лавке сидел я,
терзаемый похмельем и безденежьем,
И размышлял о скуке бытия
и об отсутствии всего чудесного,
Но проходивший мимо милиционер
окинул меня взглядом строгим,
Вздохнул о чем-то
и из кобуры чекушку и стаканчик вынул.
А мне казалось — нет чудес на свете...
. . .
Вечер весенний теплый, пора цветенья вишни,
Юные пары влюбленных в тени лепестков гуляют.
Бросили споры философы, залюбовавшись садом,
Поэты стихи сочиняют, вздыхая о чем-то тихо.
Я стою в стороне от глупостей этих наивных,
Шмат сала изумительный держу в ладонях,
Прожилками мясными нежными любуюсь,
Струящими свой бег в жемчужной плоти сала.
...Легкий ветерок разносит над вишневым садом
Тончайший аромат приправ чесночных.
В ГОРОДЕ
Таинственная девушка с третьим глазом на лбу
остановила меня,
Предложив познать духовные глубины Кама Сутры.
Юная пара представилась
шведской семьею неполной.
Предлагая заполнить пробел,
в ЗАГС позвала.
Загадочный мужик с накрашенными губами
подмигнул игриво,
за задницу щипнул...
Как много на свете хорошего,
интересного,
загадочного...
Но, валенки себе купив и грабли новые,
Жене и ребенку конфет и гостинец,
С грустью в деревню домой возвращаюсь
. . .
Ночная метель замела дороги,
В гости никто не придет сегодня,
Вдвоем с котом коротаем вечер,
За столом, накрытым угощением скромным.
Консерву рыбную по-братски поделим,
Всю жизнь коту расскажу, как другу,
И будет он кивать с пониманьем,
А привру немного —
лишь пожмет плечами.
. . .
Смотрю на небо.
Оно похоже на старые джинсы.
Юность хипповую вспоминаю.
. . .
Весна. Даже ветви деревьев
Изогнуты
С неприличной чувственностью.
. . .
Сотканный из лунного света
Силуэт соседского кота
Возвращается с блядок.
. . .
Сижу на берегу у озера лесного,
Задумчиво природу наблюдая,
Вдруг вижу — цапля клювом длинным
За лапку лягушонка ухватила
И, с наслажденьем злобным
в воздухе подбросив,
Мучительной подвергла смерти.
И с грустью я подумал,
Что природные процессы
на отношения людей похожи:
Примерно так же и меня супруга встретит,
Когда подвыпивший приду домой сегодня.
. . .
Сон мне видится часто,
Что стал я очень известным,
Портрет мой во всех газетах,
И что живой я на этих страницах,
И ясно чувствую боль,
Когда мнут меня на бумаге,
А потом сквозь слезы вижу,
Как в мрачной тиши сортиров
Полчища страшных задниц
Молча в лицо мне лезут.
. . .
Когда окованные в бронежилеты
Милиционеры
Грубо волокли меня
К машине вытрезвителя,
Я, из последних сил вырываясь,
Продолжал воспевать весну
Во весь голос.
. . .
Летняя ночь, мир и покой над деревней.
Где-то калитка стукнула,
вполголоса лает собака,
Нежный запах черемухи в воздухе,
Девки поют вдалеке.
Напильником подправив топор,
Сижу на крылечке с двухтомником Ницше.
В тихие летние ночи так хорошо размышлять ...
. . .
Какой вечер вчера был дивный,
И водка казалась живой водою,
И воспевал я ее
в стихах своих глупых.
А сегодня, не в силах с кровати встать,
Голосом слабым шепчу
Полные гнева и боли
слова в ее адрес,
И Дмитрия Ивановича Менделеева
Вместе с его таблицей
нехорошо вспоминаю.
. . .
Туман сгустился над рекой.
Плеск весел в тишине...
Стою на берегу, стихи слагая,
Ругаюсь злобно рифм несовпаденью.
Вдруг из прибрежных кущ
Муза воспарила,
С лирою в руках
в полупристойных греческих одеждах,
И заиграла, надо мной кружась,
мотив античный, чудный.
Воспламенила Муза вдохновенье,
рифмы совместила.
И, по затылку меня шлепнув звонко
титькой здоровенной,
Умчалась дальше,
вдохновлять других поэтов.
. . .
В одну и ту же реку дважды войти невозможно,
Трудно выпить дважды одну и ту же водку.
Крепко стою на земле, за забор ухватившись,
Потрясен и взволнован глубиной своей мысли.
. . .
Человеку простому страшно в городе,
На красивых машинах
ездят люди с ужасными лицами,
Милиционеры прям в душу глядят
глазами орлиными,
Девки срамные ходят
с ногами и титьками.
Я сижу в деревне у родного окошка,
Поспевающей браги шипение тихое слушаю.
. . .
Крик журавля раздался в небе осеннем...
Вот бы мне два крыла журавлиных,
Я б летал высоко, словно птица,
Кричал безнаказанно гадости всякие,
Милиционерам места срамные показывал.
Вот бы мне два крыла...
. . .
Скучно, одиноко...
На окне, узором морозным покрытом,
Иероглиф матерный нацарапал.
Скучно опять...
Но слышу шаги на крыльце —
Друг стоит на пороге.
Окутан клубами морозного пара,
Иней серебрит телогрейку,
В руках трехлитровая банка с мутным сакэ,
За голенищем меч короткий самурайский.
В роще сакур за околицей воет волк,
Мороз и снег... А за столом — тепло душевное.
И ночь проходит за нескорым разговором
О вечности, сакэ и бабах.
|
|
