ГОЛОСА №2, 2008
Алексей Дьячков
СТАРОСТЬ А потом и погода испортилась, Ветер стих, но закапало вдруг. И поехал по зарослям родины Я на велосипеде без рук.
Подними на меня из-под зонтика, Школьный завуч, растерянный взгляд. Вот он я, вот над дачной экзотикой Туча встала, а гуси летят.
Дом зеленый стоит у обочины, Стол с посудой, и ваза с травой. Тихо. В раме висит позолоченной Чей-то автопортрет с бородой.
Это я постаревший и взбалмошный. Ко мне вызвали на дом врача. Задремал под мурлыканье бабушки, А проснулся на стуле в очках.
БРАТ Сыреет на ветру сорочка осенью, клен засыпает «газик» под окном. Я провожу Иосифа до мостика, махну в дорогу бежевым платком.
Вернусь в общагу к женщине обычной я, она нальет, поправит бигуди. Скажу: конечно. Скачет электричество. И лампочка под балками гудит.
Бежит твоя моторка по течению, зажат между коленей чемодан. Не виден тебе школьный двор с качелями, не слышен хор подростков — челентан.
На правду не рассчитывай — не верю я. Не жди из дома писем — не горазд. Зачем писать? Пустая трата времени. Мы, может быть, увидимся, бог даст.
* * * Не я весь день стою над осенью, Над облаком наоборот. Плывет воздушный змей Иосифа, А сам Иосиф не плывет.
Вокруг него снует доверчиво Листва, и скачет ребятня. Сползла на ухо кепка в клеточку. Дрожит бечевка от белья.
Засолен рыжик, брюква собрана, И вышелушено зерно. Есть соты на зиму суровую, И маслице припасено.
Поленницу узором выложив, Мы встретим зиму у дверей. Мороз придуман, холод вымышлен, Сугробы — сказки для детей.
Отпущена или оборвана Бечевка — улетает змей. Гудит Иосиф, пряча в бороду Улыбку: Ну! Домой скорей!
Я слышу, за детьми и взрослыми Вбегая в сенцы позже всех, Веселое многоголосие: Мария! Мама! Первый снег!
ВЕК Люк на чердак. Лес. Облака на юге. Коза сжевала высохшие брюки. Модель избы. Окна сквозной проем. В окне пригорок, вишня, водоем.
Букварь. Такая жизнь в начале жизни. Ошибка смерть. И снег, как сад, пушистый. Ноябрь. И ртуть застыла на нуле. Никто не режет вкусное суфле.
Пустынный пляж. Забытая лопатка. Детдомовец в рюкзак сложил манатки. Рюкзак в кладовой заперли давно. Ключ — в чреве карпа. Карп ушел на дно.
Без музыки пластинка без названья — Все шорохи ее и препинанья... Почти что ничего не слышно мне Из-за глухого стука в голове.
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА СПУСТЯ У излучины густой камыш высок, Там зарыли пиво грузчики в песок, Нагнала волна на берег облака, И рассказывает плотник рыбакам.
Выйдут сумерки, водой пойдет кумач, Потому что не студен он, не горяч, Я закину невод, лодку раскачав, И вернусь с большим уловом на причал.
Плотник я, хожу на рыбу поутру, Каждый вечер умираю, не умру. Ночь приходит, зажигает тьму огней В черепной коробке стиснутой моей.
Я забыл Тебя и долгий путь домой. Дело прошлое, приди, Отец, за мной. Как на школьный двор, где нет конца игре. Где забегался я... Вспомни обо мне.
Заплывают рифмы косяком в мой стих, Я не знаю, как отделаться от них. Грубый невод тянет в омуты реки. И от весел разбегаются круги.
* * * Давно я от себя отдельно Живу — ни с кем не пополам... Уеду по весне в деревню, Куплю себе аэроплан.
Над дамбой с выползшим понтоном, Над стадом, вышедшим к ручью, Качну крылом своим картонным, Моторчиком потарахчу.
Прощайте, мама дорогая. Жена, не жди меня домой. Живое небо догорает Цветной полоской надо мной.
От невеселой жизни нашей Я скоро завалюсь в бурьян. Но свет и синь — такая каша, Что буду я и сыт и пьян.
Такое облако, такое, Такие тучи вдалеке. На север тянутся порою В моей тяжелой голове.
БИБЛИОТЕКА ПОЭТА Я мастерил яичницу на ужин, Когда меня на кухне обнаружил На дачу заглянувший купорос. Сиреневел за шторой кустик звезд.
Слезилась синева листвы и веток. И сумерек, и осени, и сна. И близкий сад творился фиолетов, И я, как жук, кристаллом обрастал.
Когда во тьме в лесу завоют волки, Возьми меня, как Батюшкова, с полки, Под лампочкой устройся на крыльце.
Перелистай — как звезды сводит ночью, Кусты, штрихи, сплошные многоточья, Рисунок детский дерева в конце.
НЕ ЗАБУДУ В сквере птицы дерутся за корку хлеба. Из семнадцатой банщик в подъезд вошел. Отрезаю горбушку, гляжу на небо, Кипяток заливаю в стакан с лапшой.
Мой двустворчатый мир не зашторю долго, Распускаются сумерки во дворе. Я хотел бы сидеть на скамейке мокрой, Вырезать перочинным ножом И.Е.
Это утро с тобою за старой партой. Тихий вечер. На небе каля-маля. Понедельник. Тридцатого старого марта, А апреля какого не знаю я...
|