 |
ГОЛОСА
№1, 2000
Николай Якимчук
. . .
Я падал в женщину
и водку пил на кухне.
Всходили нежные
ростки науки трудной.
Вино Овидия
и дикий век двадцатый.
А ты мне виделась
сияющей цитатой.
Стояла жаркая
погода африканская.
И песня жадная
египетско-цыганская.
. . .
Григорию и Николаю Романовым,
Эдуарду Лимонову и др.
О счастливейшие годы стагнации!
В магазине восточных сластей
подавали халву, пахлаву, похвалу,
крендели с корицей, рахат-лукум, шербет,
миндаль, обжаренный в сахарной пудре,
и прочие диссидентские штучки.
Перед закрытием, в бледных
сумерках ленинградского розлива,
неспешно подгребал к золоченому
прилавку Иосиф Виссарионович
Сталин. Степенно выколачивал
трубку о сливочное полено,
наклонялся с усмешкой
(щеточка усов топорщилась),
брал желтыми стершимися
зубами плитки нуги
и кайфовал.
Мы же – оторопелые питерские
школьники с недожеванным
Ремарком в гортани –
молча глазели.
“Жить стало хуже, но жить
стало веселее”, — шутил смельчак
Генка Шпаликов. Сутулая ось
спины Сталина разворачивалась,
он расчехлял свое орудие
и бил ласково, неприцельно.
Это была кульминация
пира восточных сластей!
В такт подпрыгивала лимонная нуга,
косхалва вытягивала свою головку,
била в бубны тахин-халва.
Мы швыряли вверх чепчики,
бледные дети Лиговки.
Уходил Сталин; убывала эпоха.
И уже новый император проносился
с эскортом в черном лимузине
на свидание к женщине из Ленконцерта.
. . .
Ломал я глину позднюю во тьме,
и розмарины расстилались всюду.
Мои труды осматривал Гельвеций,
Гурджиев цокал недовольно языком.
Стояло лето. Парило, быть может.
А ночью пар стеклянный подымался
до самых звезд. Кузнечик замирал.
А утром небо синькой разводили,
и я вел нескончаемые тяжбы
с самим собой.
Раскачивались мальвы.
И Божий день неспешно гарцевал.
Как маятник – я принимался снова
сновать между отчаяньем и смыслом.
В смиренье находил я торжество.
(И цокал языком гурман Гурджиев.)
Мерцало небо позднее, сквозное.
Тяжелую я глину собирал.
Лепил неспешно.
А смыслы гомонили, словно пчелы,
и ночь тянулась тяжкою печатью,
и светом наливалась синева.
Минут Всевышних расплескались рати...
А жизнь одна, наверное, права.
У КАЖДОГО СВОЙ ПУТЬ
Жуют газетную жвачку интеллектуалы.
Меченосцы плещутся в аквариуме.
Дворник сгребает палые листья.
|
|
