 |
ГОЛОСА
№2, 2009
Наталья Аришина
ПИСЬМО
Стареющему бабнику, пьянчуге, журналюге
на выцветшей “верже” пишу, стараюсь на досуге.
Он не был мне любовником, лениво домогался
и где-то в твердой памяти неназванным остался.
Гляжу глазами синими, далекими, сухими
на громкое, везучее, прославленное имя —
и на конверте выведу, переходя на Russian:
мне, возрастной, на вылете, и переход не страшен.
Прощай, прощай, не встретимся, но где-то рядом были
в знакомом измерении, в клубах дорожной пыли.
РУКА
Пушкин руку свою рисовал вместе с перстнем воспетым.
В юбилеях погрязший экран мне напомнил об этом.
Юбилярша рукой повела. Не стилом, а рукою,
потому что считала ее несравненной такою,
что пустила ее на экран. И ногтями блестела
очень узкая эта рука, отделившись от тела.
Я смотрела на нежную длань и, в отрыве от слуха,
не могла не признаться себе, что забылась старуха.
И, с симпатией к ней относясь, говорю: между нами,
повествует про нищую жизнь, а играет — перстнями.
ОКУРОК
В истоках его диатрибы
приметить обиду могли бы,
но нет, не расслышал никто.
Он, кутаясь нервно в пальто,
прошел по размытой траншее,
без майки, без шарфа на шее,
с привычною дыркой в носке.
Погас, как окурок в песке.
ЭТЮД
Дол, свободно закрученный к речке,
старый бор оставлял на холме.
Что теперь у тебя на уме,
на холсте, на знакомом крылечке?
Мужики на завалинке пьют.
Баба с граблями. Овцы в загоне.
Этот виды видавший этюд
был написан тобой на картоне.
Вижу тень от твоих занавесок
и любимый сквозной бересклет
в те часы, когда солнечный свет
выедает кудрявый подлесок.
Хочешь видеть закат золотой,
хочешь млечные видеть узоры? —
Так покрепче зажмурься и стой
у задраенной намертво шторы.
СЧЕТ
На террасе форель подается к столу.
Стая рыб под водой огибает скалу.
На поверхности пена сползает с камней,
и разрывы картинно чернеют на ней.
Никакой перспективы. Безликий закат.
Две нечеткие тени на запад летят.
Убирают посуду. Стекло дребезжит.
Неоплаченный счет на салфетке лежит.
|
|
