|
ГОЛОСА
№4, 2009
Юлий Хоменко
. . .
Парк осенний — в Вене ли, в Москве ли —
На своем лопочет языке.
Русский ли, австриец — еле-еле
Там, в конце аллеи, вдалеке
Видимый — не даст, конечно, справки,
Веткою окажется в ответ
На вопрос: втыкает кто булавки
Звезд в небес темнеющих вельвет?
. . .
Как пройти к флоридсдорфскому госпиталю? —
Спрашивает средних лет
Интеллигентного вида австриец.
Подробно объясняю дорогу.
Ведь то, что госпиталь
Закрыли года два назад на ремонт,
А потом и снесли,
Могло мне просто присниться.
. . .
Одноногий аккордеонист
Вытанцовывает по клавишам аргентинское танго.
Жизнь прекрасна.
. . .
Напоминают Ленинград...
Ну, Петербург — не в этом дело —
Имперской выправкой оград
Сады и парки. Здесь сидела
Старуха-кайзерша, играл
Ребенком кайзер Франц-Иосиф:
В снегу барахтался, орал,
Монарший пальчик заморозив...
. . .
У Шуберта большие уши,
Подслеповатые глаза.
Скорей бы в Рейн его — на суше
Ему барахтаться нельзя,
Негоже в скомканной постели,
Топорща жабры, ждать конца.
Его судьба — судьба форели
На звонкой удочке творца.
. . .
То ворона скользнет с плеча
Черной фабрики закопченной,
То пожарная каланча
Головою качнет ученой...
Да, вот эту кафешку, да,
Этот самый маршрут трамвая
(Мной не езженный никогда)
Рад приветствовать, узнавая.
. . .
Все пожухло, все поблёкло.
Но зато картошка, свекла
Тут и там темнеют в куче.
А над ними ходят тучи
В телогрейках драных, старых:
Не в Париже на бульварах,
Нет — в небесном сельсовете
Знать в чести одёжи эти.
ПРЕДМЕСТЬЕ ВЕНЫ
Штаммерсдорф — это то, про что
Очень сложно сказать словами.
Лучше взмахами — от пальто
Долгополыми рукавами:
Это — ворон, а это — дым,
Ну а это — усохший тополь.
(Был ли шепотом молодым
Он — одеревенелый вопль?)
. . .
Ароматом весны потянуло,
Хоть тянуть бы весной не должно:
Лишь вчера, оттревожась, уснула
Вся земля летаргическим сном.
И дубы, и березы, и ели,
И другие деревья вокруг,
Скособочившись, заиндевели,
Отболели — и на ж тебе вдруг.
. . .
У заваленных снегом
Венских домов
Проступают московские скулы
Лопата
Скребущая тротуар на Ротентурмштрассе
Чертыхается по-сивцеввражски
. . .
По дорое в детский сад
Были горы — не сугробы,
Не дома, а небоскребы —
В синем крошеве фасад.
На обратном же пути
Все растаяло, дома же
(Девятиэтажки даже,
А тем более — пяти)
Измельчали — не найти.
. . .
Церовь
Переоборудованная под столярную мастерскую
Облако
Вследствие отсутствия креста
Беспрепятственно проплывающее над самым куполом
. . .
Что если бы я родился женщиной?
Или японцем?
Какой-нибудь кошкой?
Или вот этим жуком?
Лучше не думать.
Ползет себе и ползет.
. . .
Есть новые рамы и старые рамы
Надменны одни а другие упрямы
Как будто и впрямь за судьбу не в ответе
За ними живущих ни те и ни эти
А только одна изначальная рама
Что так до конца и не вымыла мама
Хоть помнится мыла до блеска до лоска
Досадная в небе осталась полоска
Не то реактивного след самолета
Не то совершенно нездешнее что-то
Висит и не тает и сделалось зябко
И на пол упала усталая тряпка
. . .
Грачи прилетели,
А Саврасова нет.
Не улетать же обратно.
Остались.
Вьют гнезда.
|
