 |
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
№3, 2010
Игорь Иртеньев
РОССИЙСКАЯ ФАУНА
* * *
Жена моя все время моется,
Меняет что ни день белье,
Когда же только успокоится
Душа мятежная ее.
С утра посуда вся помытая,
Пылинки не сыскать в дому,
Хотя и не противник быта я,
Но должен быть предел всему.
Мне чистота моя моральная
Ее физической важней,
Машина хороша стиральная,
Но счастье все-таки не в ней.
Да, я ношу футболки потные
И сплю бывает что в пальто.
Не все ж поэты чистоплотные,
Так нас и любят не за то.
МАРКСИСТСКИЙ ПЕРЕУЛОК
Казалось бы, давно и напрочь позабыто,
А вот, глядишь ты, вдруг и поднялось со дна:
По сонной мостовой процокали копыта
Савраски ломовой, и снова тишина.
И выплыли они, в густых лохмотьях тины,
Как бы сказал поэт, из царствия теней,
Как бы добавил он, забытые картины,
Как он бы завершил, давно минувших дней.
Привет тебе, привет, Марксистский переулок,
Привет, дом 3/2, квартира № 6,
Где в мир явился я — нервический придурок,
О чем не разнесли волхвы благую весть.
Привет тебе, мой двор, вместилище порока,
Где вольно расцветал таганский криминал,
Где был изгоем всяк не отмотавший срока,
Где сам бы Глеб Жеглов едва ли проканал.
Привет тебе, привет, Перов, полярный летчик,
Тот, что бельгийцев спас, кукующих на льду,
Когда бы не пырнул дружка сынок-молодчик,
Носил бы ты, сосед, геройскую звезду.
Привет тебе, привет, Дворянкин дядя Коля,
Привет тебе, привет, балбес его Лимон,
С тобою вместе мы в одной учились школе,
По-братски на двоих деля один гондон.
Привет тебе, привет, Карманов дядя Коля,
Что книжки брал читать у моего отца,
Ты жертвой пал в борьбе за дело алкоголя,
Ты честно заслужил такого вот конца.
Привет, тебе привет, Пантюшин дядя Коля,
Окрестных девок ты недаром был гроза,
И в памяти моей ты будешь жив доколе
Визжит в ушах твоя лихая гормоза.
Привет тебе, привет, Малинин дядя Вася,
Мир праху твоему, неистовый алкаш,
Кто б так еще сумел, по три недели квася,
При этом сохранить завидный авантаж.
Привет, тебе привет, разбитое корыто,
Привет тебе, привет, хромой наш табурет,
Привет тебе, все то, что до поры зарыто,
Но стоит лишь копнуть, и вылезет на свет
Собраньем черепков, коллекцией обломков,
Истлевших дочерна, истертых добела,
Способных вызвать смех товарищей потомков,
Способный вызвать дрожь оконного стекла.
* * *
На стене висит картина,
Холст, обрамленный в багет,
Нарисован там мужчина
Тридцати, примерно, лет.
(Из раннего)
На стене висит картина,
Называется портрет,
Нарисован там мужчина,
А мужчины-то и нет.
Он, на белом этом свете
Утомившись от трудов,
Шишел-вышел, канул в нети
Без каких-либо следов.
Незаметно, по-английски,
Как вода ушел в песок,
Не оставивши записки,
Не черкнувши адресок.
Это ж надо, был — и нету,
Что ж ты, дядя, натворил,
Даже толком сигарету
До конца не докурил.
Объяснил бы нам хотя бы
Ненавязчиво в проброс,
Виноваты ль деньги, бабы,
Преждевременный износ.
Извела ль тебя кручина
Подколодная змея,
Или чем иным причина
Продиктована твоя.
Хоть бы знак подал какой нам,
Хоть какой пролил бы свет...
Ладно, хватит о покойном,
Тут живым-то жизни нет.
* * *
Какая все-таки вселенная большая!
Второй такой на целом свете нет.
По ней, свой путь нелегкий совершая,
Немало разных движется планет.
Не все они для жизни хороши —
На многих кислорода не хватает,
И оттого, видать, не обитает
На тех планетах ни одной живой души.
Но есть одна, где жизнь бурлит бурля,
И на которой обитаем все мы,
Планета с гордым именем Земля —
Крупнейший центр Солнечной системы.
На ней есть все — и лес, и нефть, и газ,
И роддома, и морги, и аптеки,
Кто на Земле бывал хотя бы раз,
Тому ее не позабыть вовеки.
На вид она кругла как апельсин,
И от арбуза нечто есть в ней тоже.
Земля, Земля, люблю тебя как сын,
Ведь я тебя значительно моложе.
Готов твой образ в памяти хранить
До самого последнего гектара,
Покуда не прервется жизни нить,
Покуда ты имеешь форму шара.
* * *
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Респект мой лексике обсценной,
Сокровищнице слов бесценной,
Освобожденных от оков,
Откуда черпали горстями
С трудом терпимые властями
Кибиров, Губерман, Барков.
И я, легко признаю это,
Пивал, пивал в былые лета
Не раз из этого ручья,
Да и сейчас, друзья, не скрою,
К источнику сему порою
Нет-нет да припадаю я
Затем, чтоб на листе бумаги
Следы волшебной этой влаги
Сплести в затейливый узор.
И что б они там ни орали,
Адепты ханжеской морали,
Смешон и жалок этот хор.
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Но вот чего страшусь всегда я —
А что, коль дева, нах, младая,
Затеет вдруг в какой-то миг
С прыщавым пэтэушным пылом
Мутить своим нечистым рылом
Благословенный мой родник.
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
* * *
Показаться может при первом взгляде,
Что пишу стихи я корысти ради,
Из одной лишь только к наживе страсти.
Это верно, конечно, но лишь отчасти.
Денег тех, что за них мне сегодня платят,
На пальто жене один черт не хватит,
Не беда, пусть в старом пока походит,
Чем обновку трепать по такой погоде.
Кто считает, что я их пишу для славы,
Полагаю, тоже не сильно правы.
Она есть сегодня, а завтра нету,
Ну и смысл заваривать кашу эту?
У кого-то может возникнуть чувство,
Что пишу я их во имя искусства.
Но меня корежит при этом слове,
Так что чувство ложно в самой основе.
Есть еще подозренья, причем большие,
Что пишу стихи свои для души я,
Но пришел к убежденью уже давно я,
Что душа есть пар и не что иное.
Так что должен вам признаться открыто,
Что не знаю, где тут собака зарыта,
Но, признаюсь, сильно меня расстроит,
Если кто-то ее невзначай отроет.
* * *
Дней веселый хоровод
Остановится вот-вот.
Что тогда я делать буду?
Где душе найду оплот?
В том же, скажем, райсаду
Вряд ли я его найду:
Фейс-контроль там больно строгий,
И его я не пройду.
Там мужик один сидит,
За входящими следит.
Он у них охранник типа —
Очень с виду уж сердит.
— Эй, — он спросит, — ты куда?
Здесь таких, как ты, орда,
И забудь сюда дорогу
Раз, мужик, и навсегда.
Уходи-ка ты добром,
Или я, не будь Петром,
Так тебя отштукатурю,
Что не описать пером.
Отхерачу от души
До кондиции лапши,
А потом, мужик, хошь в Страсбург,
Хошь Медведеву пиши.
Я от страха обомру,
Но скажу на то Петру,
Что такая перспектива
Мне совсем не по нутру.
Раз такой тут от ворот
Мне дается отворот,
Не сюда мне, значит, надо,
А совсем наоборот.
Потому что, говорят,
Там в огне хоть и горят,
Но мужик на входе добрый
И пускает всех подряд.
* * *
Облачность на небе нулевая,
Вдаль бежит тропинка полевая,
По которой в день свой выходной
Я иду родимою сторонкой,
И лаская слух мой песней звонкой,
Жаворонок вьется надо мной.
Жаворонок, он же жаворoґнок —
Неизбежный бич родных сторонок,
Конкурент извечный соловья,
Никуда мне от тебя не деться,
Как же мне в печенки въелась с детства
Песня пресловутая твоя!
Да и ты, тропинка полевая,
Что, по-бабьи тонко завывая,
Воспевал по ящику один,
Задолбав руладами своими,
Этот самый... вылетело имя...
Ну, такой весь из себя блондин.
А моряк, что едет на побывку...
Каждый раз проходит по загривку
Дрожь, едва услышу те слова.
Этот русский дух в аэрозоле,
Он в ноздрях натер уже мозоли,
Он глаза не выел мне едва.
Что бы мне, уроду, да с народом
В пляс пуститься дружным хороводом,
То-то было б радости тогда,
Вот обзаведусь противогазом
И решу проблему эту разом,
Присоединяйтесь, господа!
* * *
Ранообразен мир животный
Прекрасной родины моей.
В лесу медведь гуляет плотный,
В дубраве свищет соловей.
Карась — посмещище природы
Пересекает водоем,
Шипит змея из-под колоды
О чем-то, видимо, своем.
Комар летит на запах крови,
Но не осудим мы его,
Поскольку кровопийства кроме
Он не умеет ничего.
И полноправным властелином,
Справляя миссию свою,
Я первым в списке этом длинном
Российской фауны стою.
* * *
Власы мои давно седы,
Давно не гнется стан,
Так кто же мне подаст воды
На склоне лет стакан?
Никто его мне не подаст,
Чтоб жажду превозмочь, —
Ни зять, что только жрать горазд,
Ни профурсетка дочь.
Могла б его подать жена,
Ближайшая родня,
Но рoманы строчит она,
И ей не до меня.
И нет вокруг ни одного,
Призвать к одру кого,
Одна надежда на него —
Димона моего.
Димон — вестхайленд уайт терьер
От морды до хвоста,
Его прекрасен экстерьер,
Душа его чиста.
Он для меня на все готов —
И воду подавать,
И по двору гонять котов,
И грелку в клочья рвать.
И сесть при случае в тюрьму,
И даже пасть в бою.
Вот завещаю я кому
Недвижимость свою.
|
|
