|
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
№4, 2010
Сухбат Афлатуни
КОНЕЦ ИСТОРИИ
* * *
— Тебе было приятно, вонючий козел, ишак? —
я спросил свое тело, пощипывая шерсть на ноге.
Тело молчало. В конце концов, так
делают все. Я сделал как все.
Внезапно оно ответило: дурак это же любовь
я думало ты понял а ты еще больше тело чем я
забыл как она шла по улице за тобой?
и кончай щипаться разлегся тут свинья
Я помнил. Да, улица. Да, она за мной.
Машины, жара, не слышно, что говорит.
Я остался тогда у нее. Так бы сделал любой.
Тело молчит, обиженное душой.
Из-под плавок — аппендицитный шов
улыбается, чужой.
ЗАЯВЛЕНИЕ
меня убивает женщина
анна сергеевна тулупова
рост метр семьдесят два
блондинка
каждое утро эта женщина
вышеназванная анна сергеевна
ходит по моей комнате
трогает вещи
просыпаюсь в анну сергеевну
открываю глаза в анну сергеевну
встаю в анну сергеевну
в ее спину и руки
ее спину тоже зовут анна сергеевна
и руку анна сергеевна
и вся она анна сергеевна
даже больше чем вся
все что она держит и ест
все что роняет и обо что трется
все это анна сергеевна
я просыпаюсь в это
заметив что я проснулся
она наливает в чашку
свою кипяченую молодость
и подносит к моим губам
делает это без упрека
даже с какой-то жалостью
не теряя достоинства
не снимая тапок
она говорит: выпей
это тебе полезно
она говорит: блин
ты опять проснулся в меня
усни от меня обратно
разведись с моей грудью глазами
выпишись из подсознанья
будь ну хоть раз мужиком
и я становлюсь мужиком
я обрастаю шерстью
у меня режутся бивни
я забиваю гвоздь
забиваю в анну сергеевну
а она молчит и только
покрывается местами кафелем
и крючками для полотенец
и я понимаю насколько
у нас с ней все серьезно
что любовь как вырывание зуба
но только в хорошем смысле
и тогда на анне сергеевне
начинает отрастать корона
и придется какое-то время
ей стричься под Шиннед О Коннор
и я понимаю что это
то без чего жизнь
была бы полярной ночью
куриной слепотой спящего
считающего на ощупь секунды
до восхода анны
сергеевны тулуповой
* * *
со мною вместе родилась война
я рос — со мной росла она
порой меня перегоняя
в развитье (девочки всегда
нас выглядят взрослее на
год-два: нагоним — ерунда)
росла горячая больная
отличница с чернильными локтями
и с траурною вестью под ногтями
потом водить к ней стали женихов
как к минотавру в робкий лабиринт
в прыщах и без в очках и без очков
паркет в крови — попробуй ототри
попробуй смой афган-чечню-ирак
она играла пальчиком одним
не чижика — афганского скворца
и пах селитрой каждый новый брак
и не было на женишках лица
и каждый третий превращался в дым
когда же стала очередь за мной
(ведь мы ровесники и в пионеры нас
почти что вместе приняли) спиной
не повернулся — ладно — сразу в загс-
военкомат: да здравствует война
гремящая прыщавая вода
и над колючей проволокой на
шипах ее лохматая звезда
и женихов прозрачные стада
всплывающие в зренье боковом
от артобстрела до любви одра
в совокуплении сверхзвуковом
где пуповиной простыни обвит
мир на войне неутоленной спит
КОНЕЦ ИСТОРИИ
история — значит родиться в рубашке
в саманном доме без газа света
а кончить жизнь в девятиэтажке
на Алгоритме* или еще где-то
история — это подтираться
сухою глиною в детстве
дожить пройдя эпоху газеты
до рулонов с перфорацией
и туалета
история — это начав с ишака
которого приходилось калошей калошей
пересесть на трамвай до Рабгородка
набитый потом на метро позже
на жигули нексию за рулем
внучка: всё — история — он ее в школе и
потом в вузе райисполком
выше не вышел такая история
история — это движение от
детских ребрышек сквозь смуглую кожу
к седым зарослям увившим живот
как виноград соседскую лоджию
это — история и можно спокойно
спать но недавно прочел в науке
история кончилась открыл какой-то
американец лучше бы в руки
не попадалось история кончена
смотрит на внуков как же внуки
правнуки — как же она так — он помнит
старый саманный и катышки глины
их ишака умный был разбойник
и как первую трамвайную линию
гравий как туда всей улицей сыпали
и сквозь гравий горел одуванчик
пуговицей золотой на кителе
это вот кончилось кончилось значит?
ошибается американец
сам-то не родился в самане
печку зимой не топил кизяками
в Рабгородок не давился в трамвае
не ищет в тумбочке валидола
после этой статьи или помнит он
как фатиху: нас води-ила молодость
в сабельный скорей-скорей за тонометром
история — это жить быть убежденным
в девятиэтажке нагретой до степени ада
что история — не утешение побежденных
а внуки и правнуки испуганно вставшие рядом
ПИСАТЕЛЬ
полдень Ниневия
плывет как рыба
и пузырится
Иона по месту назначения
как говорится
прибыл
открывает ноутбук
не промок в ките беспокоится
вроде нет
полдень время самых отчетливых букв
под смоковницей
интернет
бешеные клавиши стучат
chat
что-то зависает и шуршит
shit!!!
перезагружается нажат
shut
down и опять...
сообщаю:
Ниневия город великий
в три дня ходьбы
пенсионное не канает в транспорте
заглянул в совет по делам религий
здравствуйте
шелохнулись хоть бы
начал по городу
сколько можно пройти за день
агитируя: еще сорок дней
и ваши морды и
задницы
засыплет вот таким слоем камней!
бешеные клавиши стучат
chat
что-то зависает и шуршит
shit!!!
перезагружается нажат
shut
down спать...
Ниневия полночь
город всплывает рыбой
оглушенной проповедью как взрывом браконьера
в небесах льготный трафик смотрят почту
все верно
прибыл
спи спокойно Ниневия мафия
голых
не разнимающих рук
спи Иона сын Анафин
подложи под голову
теплый ноутбук
еще тридцать девять дней...
* * *
здесь нет тишины и покоя
здесь что-то другое
проснешься и на балкон
на плитках
рассыпанный попкорн
бликов
столько воздуха и все мне
света и все одному
стою в одной штанине
думаю о войне почему
банка с водой
бетон и воздух под голой ногой
кнопка истории выключена
но все-таки будет война
_________________
* Район Ташкента.
|
