ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ №1, 2011
Сергей Золотарев
В ЗАЩИТУ БЕСТЕЛЕСНОСТИ
. . .
В реке вода не заживает долго. Порезы от гребных винтов и килей Останутся — с наложенными швами Случайной ряби. Свежие — за рыбой — Подводный ветер заметет следы...
Волна из рук вон плохо заживает: Все лето задевающая локтем За дебаркадер или дикий пляж. И ты, гуляя, видишь: до кости Порезана вода — до отраженья!
Плакучей зажимающая ивой Дно русла, приложила подорожник Лукавая порожняя река. Усталое течение относит Вид города и набережной в стирку.
Когда-то отраженье полоскали В семи водах, замачивали в горе, Вывешивали в городе сушиться, При красном светофоре проявляли...
Теперь на две минуты не оставить: Засветят или, хуже, умыкнут, А лодочники выпьют закрепитель...
Все врут метеорологи про вечный Круговорот воды в природе. Стёкши, Река по дну торопится обратно — Такое двустороннее движенье, Где в ДТП погибнуть может каждый. А как же объяснить иначе В верховьях обнаруженные мощи Морской волны — четыре позвонка Из шейного отдела дромадера (Страдавшего зимой от белокровья)?
. . .
1.
Дабы обжить себя не требуется крова! Давным-давно живу в своей душе, Как в парке клёст, как в Индии корова, Бродяга на последнем этаже, Глядящий в мировой мусоропровод, Как в перископ — на берег городской. Живу как неопровержимый довод В защиту бестелесности людской.
2.
В краю, где горы вянут, как цветы. А реки, точно шерсть овечья. Смерть, под предлогом темноты, Спускается на землю каждый вечер. И если что склоняется к тому, То обязательно случится... Животные ползком по одному Перебегают через небо в птицы. А перебежчиков пытаются ловить И отправлять на перевоспитанье. И люди — долгие, как нить, Мотают срок и рвут его местами.
3.
Читал Евангелие, А с соседнего участка Доносился звук колодезной цепи, Вынимающей плескающееся ведро... Два таких разных, казалось бы, дела.
. . .
Переносят пустые коробки картонные Иноземцы разутые. И маслины глядят в темноте на бездонную Перспективу мазутную.
Неужели в картонных коробках от обуви Эти странные личности Моего ощущенья проносят подобие Через рощи масличные?
Неужели деревья десятка неробкого Переносят отсутствие Много лучше людей и пустыми коробками Понуждают разуться их?
Чтоб босыми ногами давя маслянистую Пустоту, тем не менее, Описав этот сад, как судебные приставы, Перейти к наполнению.
. . .
А помнишь, мы в саду играли в прятки? И спрятались настолько хорошо, Что до сих пор из нашего порядка Никто себя в той жизни не нашел.
Как вечер обитаемый ни долог, Но все же одиночество подчас Единственный на свете археолог, Без памяти копающийся в нас.
Пусть снег идет до ночи — на раскопки Небесного кургана над тобой: Там черепки воздушные и пробки Ушные в жребий веруют слепой.
Там жизнь твоя полнее поллитровок И выкуренных пачек сигарет, И водосточный способ датировок Примерный позволяет дать ответ.
Что прошлое — лишь принятый на веру Один из вариантов тупика: И в будущем твоем до нашей эры Еще, быть может, целые века.
ИНТЕРЬЕР
Торги. Распродается год, на убыль Пошедший. Облетает картотека. Смерть из массива осени и дуба Начала XIX века.
Куда как нелегко искусствоведу Аукциона Christy или Sotheby s Определить, как долго шла к ответу И в старости накапливалась совесть,
Приведшая к раскаянию листьев И полному смиренью перед ветром... И — к удивленью аукционистов — Предстала совершенным интровертом.
А с молотка уходит вид из окон, Отмеченный тончайшей позолотой... Оставив неразгаданным эзопов Язык листвы отложенного лота.
. . .
Мой бедный город выполнен из цельного Куска воды — горячей и кривой, Жилье связавшей трубами котельными С центральною системой корневой.
Дожди, как аппараты Илизарова, Поддерживают парки на весу. А там, где сверху площади базарные, — Колодцев терракотовая армия Осадков ждет, как приступа, — внизу.
И люди, состоящие на семьдесят Процентов из сочащейся воды, Пытаются к истокам присоседиться — На восемьдесят устьем испиты.
. . .
Как жутко прибывать в холодных поездах Из разных мест в одно и то же место, Разбавленное в нескольких местах Приезжими из прошлого заезда.
В разреженный потерями вокзал Врываются и насыщают воздух Те чувства, что ты только что связал В растворе спирта гарью тепловозной, Мешаясь с теплотою сонных тел. Стеченье обстоятельств происходит Во вмятины от совершённых дел... Встречаемся в подземном переходе.
. . .
Раскрыли все двери. И окна квартиры, Впервые увидев друг друга, смотрели Друг другу в глаза.
В каком-то окне человек, глаукомой Закрывший обзор, еще время маячил, Но позже из поля ушел и из дома, Из жизни ушел, устранился, иначе...
Прошло без погромов. С оконных проемов Неслось удивленье. И в комнатных боксах О тождестве макро и микрорайонов Шептали и спорили о парадоксах.
И окна смотрели друг в друга, кто с юга, Кто с севера, — всё покидав в центрифугу: Останки от шпилей, кусочки аллей, Восход и закат, запрещенный к показу С проспекта Вернадского цирк “Дю Солей”...
Чему удивляться? Что мы не застали На месте привычном ни многих деталей Ландшафта, ни спальников в спальном квартале, Ни далей, ни стареньких “жигулей”?
. . .
Каким демисезонным вышел год. Практически любое настроение Возможно было выбрать — и дресс-код При этом не нарушить ни на йоту.
Мы надевали чешки — от дождя! Душевных травм не заглушали травы. И ты под сердцем бедное дитя Носила девять месяцев, как траур.
Все поначалу надо разносить. Полюбишь позже. Ткань такого рода Из рода в род одну мотает нить. И не выходит с возрастом из моды.
|