 |
ГОЛОСА
№2, 2011
Юрий Казарин
. . .
Ветер ловит волну-неваляшку
и за яблоки щупает сад.
Будто с неба стянули тельняшку —
вот и воздух с дождем волосат.
В небе движется ватное море,
значит ватник пора надевать.
Хорошо загостилась в заборе
развалившаяся кровать.
Хорошо одиночеству-чуду
прогонять меня отовсюду,
целым миром меня забывать.
. . .
От голоса проснусь
в божественной потуге.
Сегодня в горле гусь
у Гоголя в округе.
Не плачет, не поет
и не гогочет-кличет,
а сердце достает —
и в сердце чем-то тычет.
В саду, где стрекоза,
в саду, за жизнью самой:
земля земле — в глаза...
А это я над ямой.
. . .
Еще вода стихи диктует
из глубины, и языком —
иным — с небес, как ветер, дует,
и свет со светом чередует,
и в лодку тычет кулаком.
И, снова вчитываясь в небо,
диктует хлеб, и больше хлеба
в полях становится. Увы,
и васильков, и синевы...
И вольной, Господи, травы...
. . .
Плачет кулик, плачет кулик,
топчет водицу.
Я забываю русский язык —
слушаю птицу.
Холодно как. Слишком светло.
Баба в футболке
ковшиком в кадке разбила стекло —
в горле осколки.
Плачет кулик, плачет кулик,
топчет водицу.
Я забываю русский язык —
слушаю птицу.
. . .
Куличок, куличок, куличок,
Бог сжимает тебя в кулачок,
а потом заполошная речка
разжимает живое сердечко,
перелетное сердце тайги,
заходящееся от волненья.
Всюду бездны мерцают мозги,
оперяются пеклом поленья.
Нагревается белая печь,
накопив несказaґнную речь,
наделяя теплом уловимым
все, что дому оставлено дымом.
. . .
От прозрения недалече
перехожий туман, дымок —
призрак ангельской внутренней речи,
белый ангельский монолог.
Кадыком повернуться к дому
и по кругу развеять взгляд...
Птицы в городе по-другому
говорят.
От любви умирают, плачут,
возвращаются с похорон.
И под крылышком ужас прячут,
чтобы ночью согрелся он.
. . .
Когда смотрю на мир сквозь слезы,
в моем лесу одни березы,
в лесу еловом и тугом.
Я о другом...
О, сколько в нем души и дрожи.
Как глина, я живу без кожи
у прорвы сверху, наверху,
на чистом ангельском пуху.
Лежит во рту моем подкова,
и в твердый воздух вжато слово,
когда, последнее, оно
сквозь слезы произнесено.
|
|
