 |
ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ
№4, 2011
Евгений Карасев
ЭТО БЫЛО МНЕ НАДО
СНЫ ТЕТЕРЕВИНЫЕ
Устал от постоянных напрягов, бега,
ужасные вижу сны.
Просыпаюсь в страхе, как тетерев,
выпорхнувший из-под снега,
встревоженный приближением лисы.
Даже кажется, утерянные кружатся перья,
что успела выхватить рыжая бестия.
Всполохнувшись от моего крика,
мать говорит про нервы.
И истово крестится.
...Засыпаю тяжело, словно на издохе
поднимаю гантели.
За окнами ночь, скрип дерева.
И вскоре снова вскакиваю в постели
с кошмарами взбудораженного тетерева.
БАБОЧКА НА ПОДОКОННИКЕ
День жаркий.
Все штатно.
Только бабочка, как яркая марка
на письме нежданном.
Сидит на подоконнике,
шевеля крылышками.
Точно привлекает поклонников
красочным излишеством.
А вдруг недаром прилетела прелестница —
знак скрытый, редкая возможность?
С любопытством разглядываю
таинственную вестницу —
вся трепетная настороженность.
С какой целью припорхнула
красотуля эта,
вроде поблизости ничего вкусного?
А скорее — просто лето!
И никакого умысла!
ЗА РУЛЕМ
Иногда ни с того ни с сего я срываюсь
на машине из города.
Мелькают деревеньки, дачные места.
Меня гонят не долги, не домашних укоры —
устал.
То ли уже не даются с неба звезды,
то ли измочалила чехарда будней?
А сказать по правде: просто
осточертели люди.
Даже не верится — когда-то в одиночной
камере
я жаждал в товарищи хоть фофана, дурня.
Изоляция в стенах каменных
мучительней голода
и отсутствия курева.
Сидя в спецкорпусе, я радовался
человечьему голосу,
даже внеочередному шмону.
И вот на бешеной скорости
мчусь от друзей, знакомых.
В приспущенное стекло бьет ветер,
насыщенный речной влагой.
Я будто вырвался из петель,
окружающих лагерь.
Но где-то на сотом километре
начинают раздражать и озер хрустальность,
и лес, дымком с торфяных болот отороченный.
Неужто мою усталость
снимет лишь одиночка?
ОЖИВШАЯ ПОПЫТКА
Я стою у чужого порога,
куда издалека
меня привела дорога,
сбежавшая с большака.
Что толкнуло сорваться с трассы
и покатить вдоль речки,
закатными стразами
поблескивающей под вечер?
Желание впечатлений новых,
охотка воздухом проселочным подышать?
Или найденная в детстве подкова
смутила в тысячный раз вещий знак попытать?
...Дверь приоткрыта, и тянет
как из окошка раздаточной.
Кричу хозяев, не переступая порога.
Вышла женщина в теплых с опушкой тапочках,
надетых на босу ногу.
Грудастая, с потными подмышками,
не гораздая позря судачить.
Я не стал ей заливать про счастье,
обещанное силами высшими.
«Заблудился», — кивнул на курящую дымок «тачку».
К моему удивлению, к разговору готовая,
смягчившаяся бабенка объяснила, как ехать,
какую из виду не терять колею.
И уже на калитке я разглядел подкову —
один в один похожую на мою.
ЗАУРЯДНЫЕ КАРТИНКИ
Есть в памяти среди врезавшихся событий, дат
картинки случайные, косвенные:
погожая осень,
парк запустелый,
листопад.
Я иду аллеей с голубым проемом в конце.
Паутина, беспризорные грачиные гнезда.
Как окно с живительным воздухом,
маячащая впереди просинь —
праздная моя цель.
Ни удручающего бытового нытья,
ни унылых, докучливых мыслей.
Неосознанная радость. И листья,
точно выпорхнувшие из небытия.
...Крутится, крутится обочной памяти лента,
за кадром — суды, подельники.
Кажется, жить бы и жить на эту ренту.
И не надо других денег.
ГРУСТНОЕ УПОВАНИЕ
Забегаловка. Высокие столики без стульев.
Посетители локтями в голые упираются
столешницы.
Заведение гудит, как улей.
И все плавает в дыму кромешном.
Сюда идут со своими бедами, болями,
наплюнувши на эскулапов предупреждения,
на строгие посты.
Одни в житейской разочаровались доле,
другие сожгли мосты.
Здесь не услышишь проповедь
начать жизнь с чистого листа
или похожее ханжеское наставление.
Я люблю эти злачные места,
куда можно толкнуться и с бабками,
и без денег.
...Навалившись на столик, торчу, не нужный
ни дружкам, ни полиции,
кружку с остатками пива к себе накреня.
Представляю: входит олигарх, на рискованную
решившийся инвестицию.
И высматривает меня.
В НОЧЛЕЖКЕ
Не осилив по деньгам гостиничный номер,
я нашел пристанище в оборудованном под жилье
подвале.
Где, наверное, не один уже помер,
а может, их здесь и закопали.
Мне выделили койко-место,
схожее с лагерной шконкой.
И даже блатную услышал песню
под гитару и самогонку.
Неподалеку от подвыпивших каналий,
и тоже чуток косые,
другая компания
мараковала о судьбе России.
На стенах грибок,
былых постояльцев язвительные пометы.
Тексты, вызубренные назубок
в городских туалетах.
Я угодил в прошлое, отвратное до колик,
казалось, оставшееся строчкой в характеристике.
То ли на хвост кому-то насыпал соли,
то ли черту продул в «три листика».
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД
Он не производил впечатления блефующего
при игре в карты,
представительный, импозантный.
Но в нем чувствовался настороженный карлик,
пугающийся, что его распознают.
Он старательно скрывал досадного гномика
за солидностью жестов,
шутливостью слов.
И все-таки случалось, маломерок выскакивал
из притаенного домика,
как кукушка из часов.
Я не ловился на манеры, лоск извечный,
будто заготовленные для рекламного клипа.
А вот делал вид — не замечаю
маленького человечка,
определявшего суть этого выхоленного типа.
Даже поддерживал его плоские шуточки,
другие отвлекающие эскапады.
Не понимая ни чуточки,
зачем это было мне надо.
В ЧЕТЫРЕХ УГЛАХ
Вечер морозный.
Комната из четырех углов.
Слушаю азбуку морзе
усердствующих вдалеке поездов.
Перестук памятный,
несмотря на годы,
как тиканье маятника,
не требует перевода.
Я понимаю колес жаханье,
потайной их текст.
Тягу жадную
к перемене мест.
...Потихоньку стихают звуки,
из несбывшихся выпорхнувшие
снов.
Возвращается скука
четырех углов.
ХЛОПОК ФОРТОЧКИ
Кажется, все уже спето,
пролистано от корочки до корочки.
Но вдруг шалопутный ветер
пугливой громыхнет форточкой.
И вспомнится что-то из жизни,
не нашедшее места в песенном своде.
Тоскливое, как певун непризнанный
в подземном переходе.
Всплывет мужичок не ахти какого
достатка
и, видимо, без будущего.
Одолживший мне десятку
и согревший чаем с булочкой.
Откуда он взялся? И почему я его забыл?
В памяти сволочи застряли редкие,
а добрая душа превратилась в пыль,
пробившуюся сквозь марлевую сетку.
...Спускаюсь в туннель тесный,
рекламной макулатурой заляпанный.
И здешнему исполнителю песен
бросаю червонец в грустную шляпу.
|
|
