 |
ГОЛОСА
№1, 1
Борис Херсонский
. . .
На площади установлен медный конь на постаменте.
Всадник был сменным. Когда на троне
воцарялся новый герцог, на монументе
появлялась наследная статуя. Добро, не
приходилось часто менять, а после трех революций
традиция прервалась — конь остался без управленья,
как и само государство. Ни приказов, ни резолюций.
Но никто не высказывает ни малейшего сожаленья.
Здесь также имеется грязный трактир, старейший на континенте.
В нем сидели годами: жили-пили и умирали.
Выносили трупы. А мусор не убирали.
Археолог, историк, а то и культуролог-философ
в поисках истины роются в груде отбросов.
У входа в кабак — фонтан со статуей блюющего Аполлона.
Стоит, обнаженный, в венке, согнувшись над мраморной чашей.
Сзади его подпирает мраморная колонна.
А рвет его то салатом, то манной кашей,
в зависимости от того, что сегодня в меню. Реклама.
В чашу бросает монетку нарядная старая дама.
Бросьте и вы, чтоб скорей уехать отсюда
и никогда не вернуться — ни в этом, ни в будущем воплощенье.
Трактир закрывается. На кухне гремит посуда.
Вышибала просит освободить помещенье.
. . .
Собор не достроили. Через два века он сам
начал расти, выпуская башни и шпили,
а строители из кружек пудовых темное пиво пили,
а потому не дивились никаким чудесам.
Пиво, известное дело, текло по усам,
а если что и попадало в рот,
то, проходя, изливалось в яму у главных ворот
огромного здания, что само по себе без конца
росло и строилось с фасада, а то и с торца,
должно быть, на то была особая воля Творца.
Храм рос вверх и в стороны,
заполняя площадь, разрушая прилегающие дома,
словно почка на ветке, химера на башне распускалась сама.
Священники и епископы годами бродили зря
в огромном пространстве, не находя алтаря.
Со всех концов туда присылали гонцов, расчет был прост:
за немалые деньги магистраты приобретали рассаду —
небольшие башенки, маленькую аркаду,
и вкапывали на площадях, надеясь на быстрый рост.
Иногда ничего не случалось, но чаще храмы росли,
башни и шпили в небеса кресты вознесли,
где повыше, где чуть пониже, ни камня не требуя, ни труда.
Никто не подумал — когда они вырастут, что случится тогда?
А случилась война,
ковровые бомбардировки, камни, смешанные с золой.
И новые башни не проросли сквозь культурный слой.
ЛЕКЦИЯ ПО ГЕОГРАФИИ
1.
Сначала была одна земля и одна вода,
потом в земле возникли трещины, вода устремилась туда.
Образовались материки,поплыли, что корабли,
пока не исчезли вдали.
Корабли были весельными. С них забрасывали невода,
самой воде не причиняя вреда.
Вода была солона: жажду попробуй-ка утоли!
2.
Человек любил описывать территории. Вот, говорит, гора,
которой, по-моему, не было еще вчера.
То-то земля ночью тряслась, и вода, смывая все на пути,
прошла стеной, ничего не найти:
ни ядерного реактора, ни скоростного шоссе,
ни сестер, ни братьев — куда подевались все?
Все плывет: рыбы, крабы, рыбья икра,
только торчит гора, да на вершине — дыра.
3.
Из дыры в горе летели камни, пепел и лава текла,
географические подробности сжигая дотла.
Складывались в гармошку стены каменных крепостей,
пепел все укрывал, образуя футляр для костей
и уцелевших тел, скорчившихся кое-как,
с автоматами или дамскими сумочками в руках.
Вокруг жемчугаґ, осколки бутылочного стекла.
Лежа под пеплом, трудно дождаться благоприятных вестей.
4.
Положи материк на воду — на стыке вмиг
образуется контур. Старательный ученик
перерисует его на карту, чуть выдвигая язык,
не зная, что эта карта бита, как дама пик.
Пик имени Сталина. Пик имени черт-те кого,
хоть четвертого Генриха, хоть королевы Марго.
Мир все равно свернется калачиком и уйдет, откуда возник,
содрогание мироздания — нервный трехмерный тик.
5.
Материки открывали друг друга, не в силах узнать, что они
были единым целым в лучшие дни.
Океан расширялся и множил на глубине
отвратительных чудищ. Строил на дне
пирамиды из затонувших крейсеров и галер,
дно — чем ниже, тем лучше, как в театре — партер.
Морские звезды не уступали в числе
звездам небесным, молча висящим во мгле.
По суше гуляли толпы разряженной солдатни.
Мир запекся в крови, что утка в красном вине.
6.
В результате возникли карты полушарий, украсившие кабинет
долбаной географии — описанье одной из планет
стало забавой ребенка со стриженой головой.
Граница тем хороша, что на ней стоит часовой.
Часовой тем хорош, что рядом — умный и верный пес.
Была и страна, но вал девятый унес,
как на картине, висящей в столовке на грязной стене.
Вслед за страной утонула и память об этой стране.
В целости и сохранности обе лежат на дне.
|
|
