 |
ПОРТРЕТЫ
№4, 1994
Галина Маневич
ЧЕЛОВЕК ИЗ БАРАКА
В самом конце 50-х годов мне зачитали строчки, написанные в традиционном ритме частушки:
На днях у Сокола
Дочь
Мать укокала.
Причина скандала —
Дележ вещей,
Теперь это стало
В порядке вещей
и сообщили, что их автор — поэт современного литературного «подполья» Игорь Холин. Немного позднее стихи этого возмущающего общую атмосферу общественного оптимизма сочинителя прозвучали на странице одной московской газеты, украшая фельетон «Жрецы помойки № 8», обязанный своим названием одноименной картине художника Оскара Рабина, единомышленника и друга поэта. В пору хрущевской «оттепели», когда вся страна «обгоняла и перегоняла» Америку, эти двое были творцами оппозиционной «барачной» культуры. В основе своей она представляла некий антипод культуры парадной, официальной, связавшей себя принципами социалистического реализма.
В ближайшем предместье Москвы на станциях Долгопрудная и Лианозово и зародилась эта новая барачная поэтическая и художественная школа. Ее вдохновителем был отец жены О.Рабина — поэт и художник Евгений Леонидович Кропивницкий. Современник поэзии оберниутов и многолетний житель барака, он некоторым образом почти зеркально воссоздал основные принципы трагически прерванной ленинградской стихотворной традиции. Реальная основа быта с той же степенью реальной конкретности переносится в пространство искусства — и оказывается, что обычный прозаический текст, текст житейских диалогов, текст объявлений, текст газетных заголовков, текст детских считалок и текст анекдотов — проще говоря, любой текст, взятый из окружающего реального пространства, ритмически осмысленный, способен творить как бы взятую от противного мифологию. Мифологию в духе Гоголя с интенцией отрицания. Если новации футуризма в области словотворчества раздвинули пространство прозы, включив в него музыкальную и ритмическую структуру слова, то опыты обериутов, возникшие в каком-то смысле как реакция на футуризм, обогатили поэзию разговорной речью, наполнили ее реалиями конкретной житейской были. Однако субъективное лирическое начало их поэзии, укорененное в предшествующей культуре, осталось непреодоленным. Отсюда их творчество всегда отождествляется с трагической интонацией абсурда, несущей в себе сугубо личную, персонифицированную окраску.
Интенцию отрицания, рождающуюся в сознании читателя помимо воли автора, когда последний выступает скорее в роли комментатора, приносят в поэзию ученики Е.Кропивницкого: И.Холин, Г.Сапгир, В.Некрасов. Игорь Холин — в поэзии, Оскар Рабин — в живописи становятся создателями барачной, в отличие от барочной, культуры. Как известно, стилистический образец архитектуры выявляет духовный портрет своей исторической эпохи. По каменной кладке, обнаруженной в раскопках археологами, реконструируются целые слои потерянных культур. Не случайно Мандельштам назвал свой первый поэтический сборник «Камень». Барак же — сооружение, построенное не в камне. По своим параметрам оно родственно коровнику и являет собой наиболее распространенный на территории СССР тип жилой демократической архитектуры эпохи сталинизма. Если бы судьбы многих миллионов людей, населяющих эти бараки, как внутри лагерной зоны, так и за ее пределами, не были столь трагичны, то можно было бы сказать, что барак и есть крайне авангардный, самопародирующий образец одного из самых древних видов искусства, каким является архитектура. Советский народ-победитель и его гегемон — так называемый пролетариат разных возрастных и профессиональных градаций — и был одновременно и строитель и обитатель барака. Страшный и примитивный в своей бездуховности, самодостаточный в своем физиологизме и скудном способе материального существования, мир жителей барака в поэзии И.Холина обретает эпохальность, отчуждающую и личность автора, и его персонажей. Путем жесткой, лаконично отточенной стенографической формы, чаще всего ритмически рифмующихся четверостиший, И. Холин воссоздает социальную хронику нравов. Он выступает в своей поэзии в роли летописца и одновременно мифолога. Обезличенное бытие людей, не знающих и не ведающих, что творят, богато поведенческой динамикой, то есть событийностью. Разврат, скандалы, мелкие кражи, растраты, взятки, пьяные драки, несчастные случаи и даже убийства — вот чем расцвечивается тесная, однообразная, полуголодная жизнь барака:
У меня соседи, словно звери.
Изъясняются со мной обычно так:
«Черт, куда тебя несет, седой дурак,
Закрывай живей на кухне двери!»
У меня соседи словно звери,
Наше место жительства — барак!
В этих строчках устами одного из многочисленных персонажей высказывается непосредственное самоощущение тотальной безысходности человека, прозябающего в пространстве барака.
Стихи Холина — своеобразная летопись барачной жизни, того социального пространства, в котором жил и работал поэт. Формальное их построение не так просто, каким кажется на первый взгляд. Утрачивая форму частушечного четверостишия, обретая то футуристическую многоступенчатость, то лаконическую простоту, свойственную восточной поэзии, более поздние его произведения обретают богатое ритмическое, интонационное и синтаксическое звучание. Многие из них автор посвящает друзьям — художникам и поэтам, своим современникам, В.Немухин и Э.Неизвестный, Э.Штейнберг и О.Рабин, Д.Краснопевцев и В.Сидур, А.Синявский и Г.Сапгир, Е.Кропивницкий, Г.Худяков, А.Хвостенко — умершие и ныне живущие, эмигрировавшие и твердо осевшие на родной почве — все они оказались творцами второй неофициальной культуры. Ряд начинается с посвящения художнику И.Кабакову и заканчивается посвящением нобелевскому лауреату И.Бродскому. Этот сонм ярких и уникальных личностей эпохи 60-х создает контрапункт, рождает диссонанс хору жителей барака.
Эпический стиль присутствует и в поэмах Холина, но в них он начинает обретать иную, мажорную тональность, родственную оде или гимну. По-прежнему лишенный метафоричности, слог поэм отличает иной, возвышенный словарь. Автор реже употребляет глагольные формы. В результате возникает картина мира, как бы обратная той, в которой пребывали жители барака.
Поэма о Рабине, например, строится на потоке зрительных ассоциаций, которые и составляют образ творчества, и атмосферу жизни глубоко личностного пространства художника — окна в окне. Пространство света и выхода из темноты барака. Это пространство творческий жест художника делает музыкально наполненным. Или вот «Песня без слов», посвященная Дризу, стихи которого своей мелодикой напоминают древнееврейские молитвы. О.Дриз писал стихи по-еврейски. Их, как и русские собственные подстрочные переводы, он обычно не читал, а пел. В процессе чтения он постепенно прекращал произносить слова, переходил на заунывно-скорбное завывание, которое перерастало во вселенский плач — Холинское «Оауооо, Оауооо». Эта финальная интонация «Оауооо» неожиданно оборачивает память вспять — вспять времени, в которое и рождалась поэзия Холина. Время начинает существовать в пространстве поэзии, а поэзия — существовать и жить во времени.
И.Холин родился в 1920-м. Ему скоро семьдесят пять лет. Сорок пять из них он пишет стихи. Но первая поэтическая книга его — «Стихи с посвящениями» — вышла только в 1989 году, и не у нас, а в Париже. Затем уже к ней добавились и два российских издания: «Жители барака» (в том же 1989-м) и «Воинрид» (1993). В последние годы Холина довольно много печатают в газетах, журналах, альманахах. Тем не менее опубликована лишь ничтожная часть написанного им. Хочется надеяться, что все творчество писателя, а оно довольно объемно, станет доступно более широкому читателю, а не только кругу друзей.
Таруса — Москва
1989—1994
|
|
