ГОЛОСА №3, 2012
Элла Крылова
ТАКОЙ НОЯБРЬ
Зеленые холмы не скрыты зимней пудрой, и пруд не скован льдом, и даль еще чиста. Над улицей фонарь склонен? — над Брахмапутрой! И воробей-Пиаф вовсю поет с куста.
И чудится — весна. И верится — свобода. Открыты все пути внизу и в небесах. И саблезубый сын российского народа выходит, как боксер, во двор в одних трусах.
РЕИНКАРНАЦИЯ
Быть может, я давно мертва: под рев толпы революцьонной на эшафот окровавлённый моя скатилась голова.
Или в империи берез — как неисповедимы судьбы! — меня спалил в родной усадьбе бунтующий великоросс.
И не понятно, кто в ночи в одной батистовой сорочке сейчас выводит эти строчки при свете ласковой свечи.
НА РИСОВОЙ БУМАГЕ
.
Я снимала цветущую вишню. Но она так сияла, что кадр оказался засвечен. .
В чашке чая сама по себе звякнула ложечка. Чья-то душа залетела на огонек?
РЕМЕСЛО
Мне не в чем, Боже, виниться, ты знаешь мои дела: прилежная кружевница, всю жизнь словеса плела.
Вот так, в кружевах, нагая почти, себе на позор, стою пред вратами рая. Ах, Петр, оцени узор!
ГЛЯДЯ В ОКНО
Мы себя разлучили со знанием древним, между горним и дольним граница легла: если видишь стекло, то не видишь деревьев; если видишь деревья, не видишь стекла.
|