 |
ГОЛОСА
№4, 2012
Сергей Васильев
. . .
На российском этом диком морозе
Холодно, знаешь, не только розе,
Холодно и мне, и тебе.
Только не надо теперь о прозе
И не надобно о судьбе.
Ты не такая уж светская дама,
Чтобы не помнить про Мандельштама,
Чтобы меня забыть.
Пусть болит по-прежнему ребро Адама —
Так уж тому и быть.
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПАНТЕОН
1
Помнящая о любви трава,
Забывшие о тебе дерева,
Волки, лающие на луну
И проклинающие страну,
Тигры трусливые, солдаты, рвы —
Уолт Уитмен, “Листья травы”.
2
Вот тебе режик, вселенский гость,
Вот тебе в горле да волчья кость,
Вот тебе грош, негодный школяр,
Желчи невиданный экземпляр.
Франция, скалы, пустой каньон,
Виселица — Франсуа Виньон.
3
Ей не понять, где мир, где война,
Но в этом разве ее вина?
Рельсы горячие, словно страсть,
Вечности тусклой жадная пасть,
А нет чтобы жизнью жить простой —
“Анна Каренина”, Лев Толстой.
4
Нет в этой жизни ни глуби, ни дна,
Есть лишь Арина Родионовна,
Есть Натали, брюхатая в который раз,
Есть блондин, который не перифраз,
Есть России мрачное колесо —
Александр Пушкин, и это всё.
5
Мальчик, фразер, дуэлянт, офицер,
Взявший будущее на прицел,
Черный Кавказ, колдовская Тамань,
Арзрум и прочая глухомань,
Россия, ставшая черной дырой, —
Лермонтов, вовсе не наш герой.
6
Россия, царство угрюмых зим,
Зеркало, в котором ты неотразим,
Слава, женщины, алкоголь,
А вся Россия перекатная голь.
Взгляд нахмуренный из-под век —
Сергей Есенин, “Черный человек”.
СТАНСЫ
1
Державинская ода глубока,
Как наша Волга-матушка река —
Порой она мутна, порой прозрачна,
И в ней, как осетры, плывут века,
И будут плыть, родимые, пока
Не сделалося всей России мрачно.
2
Я поглупел уже от этих од,
От непогод, невзгод и даже от
Того, кто возомнил, что он державен.
Страна умрет, подохнет даже скот,
Не в этот год, так в следующий год —
Останется лишь Гавриил Державин.
3
И осетры воспрянут на столе,
И вспыхнут розы на твоем стекле,
И засияют тусклым счастьем лица,
И кончится огонь на корабле —
“Фелица” ведь во свете, не во мгле,
Не то что блудная императрица.
4
И день настанет, славный день такой,
Когда не будем мы глядеть с тоской
На солнце и пойдем любить любого,
Когда и жизнь не будет воровской,
Когда покончат с грустью колдовской
Все — от Московии и до Тамбова.
. . .
Голубя полюби,
Живи не во лжи, в глуби
Земли, которая прорастет,
Забыв про стыд и про скот.
А все остальное для
Того, чтоб жила земля,
Чтоб нежничал Мандельштам —
В Воронеже или где еще там.
|
|
