|
ГОЛОСА №1, 2013
Наталья Нарсия
ПЕТЕРБУРГСКИЕ МОНОЛОГИ
Действующие лица: Зимняя канавка Пьяный литератор Две женщины средних лет
Литератор с фляжкой в руке, обращаясь к воде:
Как объявился этот Герман-немец, Так всех и заразил безумием своим. Так этот наш еще (хлебнув из фляжки), А Гофман-иностранец, Ну так и норовил, чтоб Дроссельмайер, Дроссельмашка Вот так бы взял да и взлетел На шпиль Адмиралтейства, Словно пташка, И сверху б нам махал ногами, Как руками. Но предсказал же, предсказал, поганец, Все механизмы эти: Ну, куклы заводные, Женщины резиновые, Всю эту чертовщину, тьфу ты, Растащил, всю гадость сволочную... (выдерживая паузу) Ну, Гоголь, ну, он страшно, Заразился страшно... Федор Михалыч сильно, сильно тоже... (не выпуская фляжки) А Блок-то, Блок туда же... И прямо из заморской сказки Ему влетела льдинка в глаз, Льда наглотался, нахлебался снега, Сгинул и замерз. (смотря на воду) Ты ж понимаешь, так всегда у нас... А Белый-то, дружок, Всё шашни с Любой, шашни, Просто какой-то шок, Но ведь слабак, дурак, Как ангел малахольный Все пел о Петербурге, пел, Его сжигая в аметистовых лучах. Да ты не думай, я люблю его, заразу. Ну, ах ты, Боже мой, ну не писал, А вытанцовывался в прозе. И в ней Летал почище сраных иностранцев.
Тряся пустою фляжкой, вдруг радостно к воде, ей посылая много поцелуев:
Смотри, как видно, долго, долго я стоял, Что Лизанька мне показала ножку... А грудь, ну как живая грудь, И волосы не поседели, не выцвели ничуть.
Две женщины, идущие мимо. Первая, в сторону литератора, жестко:
Ну, пьянь с утра вокруг.
Вторая, ничего не замечая, продолжая разговор:
Ну, не умна, Ну, не умна, Ну, бросил, но Не умерла ж тогда.
Эпилог-монолог Зимней канавки:
Как странно, До сих пор волнуюсь я, Как будто красота Безумия полна, Влечет, как полынья. И как полынь Горька, сладка вода.
ЖЕМЧУЖНАЯ ШУТКА ВАТТО
Мой май, близнец в цветах, Как бабочка, пчела, Как купидон крылатый Со стрелами любви. Как часто, ах, Пронзенная, она Изнемогала вновь. Когда лепились облака, Круглясь, как пагоды, нагромождаясь, Шинуазри напоминая, с Потемкиным тогда, Да нет, да что там — С Гришей, Гришенькой, Как вот сейчас в саду, Здесь рядом, У свиты на виду “шу-шу”, И смех не удержав, как будто Воду расплескав, когда его, Как евразийского коня, так радостно, Как на манеж, вела в Таврические кущи, Споткнувшись на ходу, Примяв траву, И с горки малахитовой, Как будто не царица, К ногам империи придется покатиться И вдребезги фарфоровой немецкою игрушкою Разбиться... Но удержал в руках ее на вскрике “ай!” Мой май-близнец, Летящий с голубицей.
. . .
Мелькали хлопья снежные, Как бабочки, как души нерожденные Стихов, И вдруг, ну надо же, О Господи! Нет слов! Нет-нет, не шестикрылый Серафим, А шестистопный ямб явился мне, Конечно же случайно, В той непонятной красоте, Наверное, с шестью крылами тоже, И тут же Канул в глубину, Исчез под небом Вороненым в темноте, Где вместо солнца в городе Имперском, Под инеем Сияла позолота То там, то здесь, И услаждала вечером промозглым Башмачкина, Вернее, на него похожего кого-то, Когда по снегу он крахмальному спешил домой, Хрустел, почти бежал, скорей-скорей, В дрожащем свете желтых фонарей, Мечты его немножечко горчили желчью меда, Увидев вдруг перед собой дорогу, Где лед и снег Разломан и разбросан, Как чьи-то крылья на земле.
ФИЛАРМОНИЧЕСКИЙ КОНЦЕРТ
Рассаживалась публика, И женщина за мной Восторженно О свежем карбонате... В ответ другая кашляла, И мрачно, молча, я кляла себя: “Чтобы еще пришла сюда, Нет, дудки”. Аплодисменты вдруг, И палочкою дирижер взмахнув, Пролил тревожный и счастливый звук, Звук колокольчиков, Как будто Снег летел, как в танце мотыльков. Луна взошла. Но медный траур труб их смёл, Однако, дирижер навязчиво Все нагнетал и нагнетал блаженство, Катарсис ли?.. Как будто бы орган Нашел небесный свод. И эта высота тогда, Когда вся жизнь уже вразнос пошла, Когда передо мной кто в лес, кто по дрова... Тебя вдруг скомкав, как салфетку Бумажную, пустили по ветру. Судьба. Лети, лети туда, Где лишь намек, что там, что там, Еще, еще чуть-чуть... Как странно Звучали вместе скрипка и труба. Кто выдумал, Кто выдумал круженье: Круженье головы, земли, Кружился вальс, метель, слова, Смешались свет и тьма. И мы, Словно вцепившись в них руками, Небесную раздергивали занавеску, Услышав сверху голоса.
|
|