|
АННАЛЫ №2, 1999
ШЕСТЫЕ ЧУВСТВА
(неопубликованное письмо Георгия Иванова Александру Блоку) В романе А.Ф.Писемского «Тысяча душ», одном из любимых русских романов поэта Георгия Владимировича Иванова (1894—1958), сказано: «В Петербурге у человека, в каком бы положении он ни был, развивается шестое чувство: жажда денег». Это чувство Георгий Иванов нисколько не скрывал, наоборот, руководствовался им в жизненной практике. «Деньги — даже ничтожные — мне всегда «срочно требуются», — спешил он уведомить корреспондента, не успев с ним толком познакомиться*. * Письмо Юрию Иваску. Без даты, получено 2 сентября 1952 г. (Beinecke Library. Cen. Mass 93. Box I. Folder 16). He опубл.
Это важная, быть может, психологически определяющая весь житейский распорядок поэта черта, признаемся, знакома сегодня каждому. У Георгия Иванова она свидетельствует о прагматизме, замешанном скорее на презрении к условностям человеческих отношений, чем о врожденной корысти или безысходной нищете. В ивановском меркантилизме был неустранимый привкус брезгливого негативизма: в деньгах он особенно не нуждался ни в России, ни даже в эмиграции, во всяком случае до нашествия во Францию немцев в годы Второй мировой войны, когда они с женой, поэтом и прозаиком Ириной Одоевцевой, утратили собственный дом в Биаррице на берегу Бискайского залива, в модном курортном месте. По иронии судьбы он был разрушен во время налета союзной авиации в 1943 году. Бесспорно, денег на «изящную жизнь» всегда — и всем — недостает. И вряд ли прямая нужда заставляла Георгия Иванова даже письма Александру Блоку беззастенчиво наполнять сплошными денежными просьбами, как будто о большем ему с лучшим поэтом эпохи говорить недосуг. Конечно, тут не обходилось без игры в «проклятого поэта». Не обходилось и без традиционного русского нигилизма как рефлексии на романтические безмерные требования к жизни: если идеалы недостижимы, то все на земле прах и «вшивый рынок». Это необходимая предпосылка ивановского «светоносного нигилизма», по определению первого систематического исследователя его творчества В.Ф.Маркова. «Светоносного», потому что не на поверхности «шестое чувство» Георгия Иванова — это все-таки чувство поэзии, чувство поэтического Слова, о котором слагал стихи его литературный учитель Николай Гумилев. После выхода в свет первого стихотворного сборника Георгия Иванова «Отплытье на о. Цитеру» он пригласил восемнадцатилетнего поэта в возглавленный им и Сергеем Городецким петербургский «Цех поэтов» и с 1912 года сохранял со своим учеником самые добрые отношения вплоть до дня своего ареста в 1921 году. Именно Георгий Иванов редактировал и издавал в Петрограде после гибели Гумилева его «Посмертные стихи» (1922) и «Письма о русской поэзии» (1923), вышедшие уже тогда, когда Георгия Иванова в России не было. В конце сентября 1922 года он покинул отечество навсегда. «Шестое чувство» Георгия Иванова — это на самом деле «петербургское чувство»: никакой иной поэзии, кроме как «петербургской», он не признавал. «Петербургский поэт» для Георгия Иванова — это «последний поэт», и сам он называл себя в конце жизни «последним из петербургских поэтов». Амбиция, свидетельствующая более об исчерпанности традиции, чем об исключительности судьбы. Романтический миф, особенно значимый для его поколения, — это миф о том, что оно «последнее», «закатное» поколение русской культуры. Оно и на самом деле свидетельствовало о конце — того, что мы называем «петербургским периодом русской истории». Недаром любимый герой, принц этой культурной эпохи Александр Блок мыслил себя «тупиковой ветвью» рода. Блок — это тайное «сверх-Я» Георгия Иванова. Сердце первого ученика и сотрудника Гумилева изначально было предано не ему, мэтру, а его антиподу, написавшему, в конце концов, о Гумилеве и его школе уничтожающую статью «Без божества, без вдохновенья»... Ситуация, выражающая дух эпохи: носителям этого духа «измены» казались содержательнее «преданности», а состояние «дружбы-вражды» почиталось нормой. По позднему выражению Георгия Иванова: «Все мы герои и все мы изменники...» Ни в коем случае нельзя сказать, что Георгий Иванов когда-нибудь предал Гумилева или был ему ненадежным другом. Но необходимо заметить: установка на разрыв, мировоззренческая дихотомия стали в 1910-е годы, годы русского «серебряного века», солью культуры, солью, которой насыщались и частные отношения. Однако, что бы поэтов «серебряного века» ни разъединяло, у всех у них доминировало представление о главенствующей роли поэзии в современной культуре. Они считали себя своего рода хранителями ее чести. Этот идеал и выражен Георгием Ивановым в позднем размышлении о двух важнейших для него, на земле не сошедшихся поэтах, Блоке и Гумилеве: «...Оба были готовы во имя этой «метафизической чести» — высшей ответственности поэта перед Богом и собой — идти на все вплоть до гибели и на страшном личном примере эту готовность доказали»*.
* Георгий Иванов. «Блок и Гумилев». Журн. «Возрождение». Париж. 1948. № 6. С. 126.
«Страшный личный пример» Георгия Иванова, поэта, по отзыву Блока, «без крови зарезанного цивилизацией», был для него самого осознанным внутренним деянием, безоглядной проверкой поэзии на сохранность в условиях разложения и разрушения всех старых гуманистических (в блоковском понимании) ценностей. Блок умер в сорок лет, Георгий Иванов дотянул почти до шестидесяти четырех. Не покидает ощущение, что после сорока в ивановских поэтических зеркалах магически отражалась блоковская тень:
Мне весна ничего не сказала — Не могла. Может быть — не нашлась. Только в мутном пролете вокзала Мимолетная люстра зажглась. Только кто-то кому-то с перрона Поклонился в ночной синеве. Только слабо блеснула корона На несчастной моей голове. Стихи эти написаны более чем через сорок лет после знакомства с Блоком и Гумилевым. С последним Георгий Иванов впервые встретился 13 января 1912 года на вечере в петербургском артистическом кафе «Бродячая собака». Блоку он был представлен еще раньше, учеником Второго кадетского корпуса в Петербурге, который, увлекшись поэзией, так и не закончил. Был в ту пору Георгий Иванов отчаянно юн, несчастен и дерзок. Отличаясь слабым здоровьем и сильным воображением, каждое лето он проводил в имении Гедройцы под Вильной (Вильнюсом). Хранящиеся в РГАЛИ** его письма к Блоку посылались преимущественно отсюда. Мы публикуем одно из первых писем юного поэта, приведя в примечаниях еще три, связанные с ним сюжетно. Письма печатаются по новой орфографии — с устранением явных описок и без восстановления зачеркнутых слов. <Начало сентября 1912 г.> ** Фонд 55, оп. 2, ед. хр. 34.
Я не знаю, Александр Александрович, по какому праву я надоедаю Вам, видевшись с Вами всего два раза в жизни1, но ведь Вы относитесь ко мне хорошо не как к поэту, а к человеку просто, и это, вероятно, дает мне право стыдиться Вас меньше других. Т.е. не в праве тут дело, Вы простите, я худо выражаюсь, в особенности когда и самые чувствования смутны. Я взял у Вас денег, не отдал их и прошу еще денег. И для соблюдения приличий пишу о разных смутных вещах. Ведь Вы и так можете подумать и еще хуже можете подумать, этого-то я и боюсь. И прошу Вас, милый Александр Александрович, если не можете дать денег или дадите их, все равно, скажите, что верите моей порядочности. Мне нужно еще 70 рублей. С января я буду иметь место2 — мне почти наверное обещали, — буду иметь место рублей в 40. И я буду выплачивать Вам по 10 рублей в месяц3. Тогда уж я выплачу и те 204, взятые мною раньше. Иначе я не могу, к несчастью. Когда я брал у Вас деньги весною, я рассчитывал на сестру5, но она потеряла место и ей самой трудно. Мои обстоятельства очень изменились со времени нашей последней встречи. Денег, о которых я говорил Вам, не оказалось, об университете думать нечего6. Если мы увидимся и если Вы захотите, я расскажу Вам обо всем, только это тяжело и неинтересно. Пишите, пожалуйста, сюда заказным. Георгий Иванов. Почтовая станция Гедройцы, Виленской губ.7 Г.В.И.8
ПРИМЕЧАНИЯ 1 Первый раз Г.И. был у Блока с Георгием Чулковым. Дата этого посещения точно не установлена. Сам Г.И. в поздних воспоминаниях указывал то осень 1909 г., то осень 1910-го. Скорее всего он познакомился с Блоком еще позже — весной или осенью 1911 г. О второй встрече 18 ноября 1911 г. есть соответствующая запись в дневнике Блока. 2 Никакого места в Петербурге Г.И. не получил и не стремился получить: жил на правах «свободного художника», всецело отдавшись литературным занятиям. 3 Г.И. оставался должен Блоку еще два года спустя. Больше того, в начале марта 1914 г. он обращается к нему с новой просьбой: «Многоуважаемый Александр Александрович. Прилагаю корректуру моей повести, которая будет напечатана в апрельской книжке. Я Вам должен 45 рублей, и вот, если Вам не трудно, пришлите мне еще 15 сейчас, я в них очень нуждаюсь. Если Вас не затруднит это, значит я буду должен 60. За повесть следует 150 р., и мне будет легко отдать эти деньги в середине апреля. Вы понимаете, только то, что в близком будущем я смогу заплатить Вам свой долг, позволяет мне к Вам обратиться с этой просьбой. Георгий Иванов.
NB Если Вас не будет дома — оставьте, пожалуйста, <у швейцара — нрзб. А.А.> Я пришлю завтра днем». Просимые 15 руб. Г.И. получил, о чем есть помета Блока от 5 марта 1914 г. в его записной книжке. 4 Сохранилась недатированная записка Г.И. Блоку с просьбой о 20 руб.: «Дорогой Александр Александрович. Мне очень неприятно тревожить Вас, и лишь затруднительное положение заставляет меня к Вам обратиться. Если можете, дайте мне до 1 июля 20 рублей. Очень они мне нужны. Я не захожу к Вам, т. к. слышал, что Вы не расположены в настоящее время принимать кого бы то ни было. Жму Вашу руку Георгий Иванов». 5 Старшая сестра Г.И. Наталия Владимировна, в замужестве Мишевская. На ее деньги был издан первый сборник поэта «Отплытье на о. Цитеру» (СПб., «Эго», 1912; появился в свет в декабре 1911 г.). 6 Дважды оставшись на второй год, Г.И. в октябре 1911 г. был отчислен «на попечение родителей» из пятого класса кадетского корпуса. Обучение там было семилетнее, так что трудно было с подобным образованием рассчитывать на университет. В письме А.Д.Скалдину из Гедройц 29 авг. 1912 г. (т. е. в те же дни, что и Блоку) Г.И. сообщает о более скромной программе закончить экстерном реальное училище (РГАЛИ, фонд 487, оп. 1, ед. хр. 52, л. 13). Это желание, судя по всему, также осуществлено не было. Университет Г.И. некоторое время посещал как вольнослушатель. 7 Г.И. родился в Литве 29 окт. (10 ноября) 1894 г. в имении Пуки Ковенской губ., но почти каждое лето в отрочестве и юности проводил в имении Гедройцы под Вильной. 8 На письме Г.И. сверху помета рукой Блока: «Пис<ал> и 25 р. послал 9 IX 1912». К сожалению, ни одного письма Блока к Г.И. не сохранилось. Письмо и деньги юный поэт получил и тут же отвечал: «Благодарю Вас, Александр Александрович, я получил и письмо и деньги. Я нездоров сейчас; как только поправлюсь — уеду в Петербург. Тогда я сообщу Вам свой петербургский адрес. Жму Вашу руку Георгий Иванов. Гедройцы, Вил. губ. 14 сентября». Публикация, вступительная заметка и примечания Андрея Арьева
|
|