 |
СВЕЖИЙ ОТТИСК
№4, 1995
Алишер Киямов
ПИСЬМЕНА ЛОЗЫ
Алишер Киём. «Хмельной тропою к письменам лозы». СПб., 1994
Алик Киямов. «Ностальгия по потопам». СПб., 1994
Алишер Киямов жил в Санкт-Петербурге, потом окончил московский Литературный институт, потом уехал в родной Душанбе.
Потом женился на красавице Саодат и поселился на окраине города в саманной кибитке с садом ширазских зимних белоснежных роз и золотым дремным виноградником.
Под добрую бражную сень этого виноградника стекались хмельные, неудачливые поэты со всей советской империи. Виноградника на всех хватало. Тут текли всенощные, полубезумные, невнятные, блаженные застолья! И тут я пил из ветхих бухарских пиал и витал средь ширазских роз. Молодое вино никогда тут не успевало стать терпким.
Отец Алишера — таджик, мать — еврейка, и потому в его стихах хладная святая мудрость иудеев смешалась с пенной мистикой персов. И потому в наших медовых застольях часто чудились мне тени царя Соломона и Омара Хайяма. Тоскливо что ли было им в райских трезвых рощах, и под утро они забредали в похмельный лазоревый дворик Алишера и бродили среди сонных улыбчивых поэтов.
Потом империя распалась, красавица Саодат ушла, виноградник винородящий, кормильный упал, ширазские забытые розы изникли, поэты насмерть протрезвели и разошлись навек по льдинам треснувшей уплывающей империи… Ау!.. Увы!..
А Киямов Алишер вернулся в Петербург. Тут он без роз, без пенных без бражных друзей по-сиротски остался наедине с городом ледяных сфинксов и слишком истонченных душ.
Но Господь за все его потери дал ему дивный дар сохранить, сберечь в переливчатом трепетном живом Слове все те навсегда ушедшие душанбинские ночи-пиры на краю умирающей империи. (Ах, знали ли мы, что эти сладкие ночи — последние? и не в этом ли была их смертная погибельная прелесть?)
Вспомним Мандельштама: «Золотистого меда струя из бутылки текла…» Эта золотая струя течет, продолжается, вьется в стихах Алишера Киямова. Кто нынче умеет воспеть быстротечную радость нашего дотла разрушенного бедного бытия? Кто нынче певец роз, вина, застолья друзей?..
Я со всей пылкостью и ответственностью хочу сказать: в русскую поэзию явился новый Мандельштам! Или Омар Хайям!..
Ужели можно это не заметить средь наших умозрительных усыхающих, как Арал, стихоигрищ?
Ужели забыли мы первозданный вкус меда, вина, родниковой воды и пьянящего Слова?..
Тимур Зульфикаров
АЛИШЕР КИЯМОВ
ГЛЯДЯ В САД
Айва вбирает желтизну
медовых дней
исхода лета,
и пыльной тяжестью предмета
ветвь клонит
в жухлую траву...
Сквозь дерева заметишь сразу
овец, что сыто разбрелись,
им дети
бусами от сглаза
на нитки нижут барбарис...
НА ИСХОДЕ МАХСУМОБАДСКОЙ ОСЕНИ
Пропыленный декабрьский сад,
чьи деревья каркасно пусты,
бледно-пепельной выси распад —
глинокожие всюду листы...
Листья... линии жилок густы —
виноградник-младенец, а тронь —
истонченные явит персты,
вдруг иссыпавшись, свиток-ладонь...
Листья — саваны — промельки крыл
поглощающей всё глубины —
вот и посохи старцев
могил
занесенной приметой видны...
...Только дождь налетит, обнажив
сада спрятанный вечный вопрос —
посох слова — телесный алиф
усеченной керамики лоз.
И увидишь сквозь наледи слез
на пороге бесснежной зимы
цветники предрассветные роз
восстающим бутоном чалмы...
ОТЪЕЗД
Побледнели яблоки в саду,
моросит печально
и уныло...
Ах, как лето
было сердцу мило!
А теперь
все листья на пруду.
А теперь
и мы съезжаем с дачи,
летний скарб
заброшен на чердак.
Кажется,
и белка на большак
вслед за нами выскочив,
заплачет...
ДЕТАЛЬ НАТЮРМОРТА
Почувствуй этот дом,
здесь все
еще так живо!
фамильное тепло
исходит терпеливо...
лишь ужин на столе
застыл, как от мороза,
на скатерти уже
полуистерта роза...
|
|
