ТРАНСКРИПЦИИ №4, 1995
Марк Стрэнд
«ВСЕ ДЕЛО В ВЕТРЕ»
На фоне многоголосья американской поэзии голос Марка Стрэнда сразу выделяется, завораживая жутковатой, похожей на сон странностью. В его стихах, как и во сне, воля ослаблена и законы нормального бодрствования не действуют. Явленный читателю мир нередко лишен деталей, холоден и бесплотен. Его герои болезненно раздваиваются, ностальгируют и рефлексируют. Не в силах ни соединить метафизическое и физическое в единый космос, ни отказаться от одного из них, они блуждают в лабиринтах собственного расщепленного сознания.
Стрэнд находит причудливые сюрреалистические метафоры этим психологическим состояниям. Вот одна из них: к герою стихотворения «Почтальон» приходит в полночь плачущий курьер и просит простить его за ужасные новости, которые он принес. Мы догадываемся, о чем письмо, когда узнаем, что хозяин написал его сам и просит гостя подождать, пока он напишет следующее в том же духе. Последние слова письма: «Ты будешь жить, умножая боль. Ты простишь». Скорее всего, хозяин и почтальон — это одно лицо.
А вот еще. Человек разговаривает со своим изображением в зеркале, обвиняя его в многократном предательстве и одинаково боясь и того, что двойник останется, и того, что он исчезнет. Восприятие раздвоено, но удвоения жизни не получается: по обе стороны зеркала — уполовиненный мир.
Та же тема призрачности видимого мира звучит в стихотворении «Прогулки с тобой», в котором рассказчик переезжает с кем-то с места на место, задерживаясь повсюду только для того, чтобы в очередной раз узнать, что «любой пейзаж лишен значения и глубины, приходящих во сне» и что странники наши везде чужие: «Мы не здесь, мы всегда где-то еще».
Некоторым счастливцам все же удается с помощью передвижения мистическим способом достигнуть гармонии: «...где бы я ни был, я — то, чего не хватает. ...Я перемещаюсь, чтобы мир оставался целым». «Причина для перемещений», — так называется один из сборников стихов Марка Стрэнда, а другой — «Сон с приоткрытым глазом».
Сновидения, столь полюбившиеся фрейдистам, для Стрэнда один из способов показать параллельное существование в нескольких измерениях. В каком-то смысле, сны и есть другой мир, в котором мы проводим чуть ли не треть жизни и в котором сбываются Заветное, Запретное и Невозможное. И кое-кто из нас узнает свои страхи и фобии в переживаниях героя стихотворения «Дверь», неизменно возвращающегося в дом кошмаров, пробегая по дорожкам, усыпанным опавшими листьями. Красота реального мира как будто пытается удержать его, но мы знаем, что он опять откроет эту дверь.
Стрэнд пытается найти способ выражения первичных, архетипичных свойств человеческой психики, которые предшествуют языку. В одном из своих интервью он признался, что слова ему часто мешают — но что есть у поэзии, кроме слов! Можно сказать, что его стихи разоблачают то, что он назвал «мифом благополучия». Балансируя на перекладине психоанализа, они тем не менее остаются в границах поэзии потому, что поэтический смысл может рождаться и в «снах разума» — в соединении несопоставимого.
Какие же способы лечения внутренних конфликтов прописывает нам поэт?
Юмор? Но это временное лекарство, что-то вроде пластыря на душевные раны, не облегчающее старость чудаку, утверждающему, что он все тот же мальчик, которого мама всегда целовала на ночь. Можно попробовать уйти от мира:
Я забываю имена. Я выворачиваю карманы. Вытряхиваю башмаки и оставляю их у дороги.
Но память остается. Не лучше ли ничего не предпринимать? «Ведь климат отчаяния меняется сам».
Но поскольку «...мы страдаем от болезни, что внутри нас...», может быть, творчество способно исцелить нас от этого больного ego.
Марк Стрэнд родился на острове Принца Эдуарда в Канаде. Получил степень бакалавра в Йеле, степень магистра в университете Айовы. В настоящее время преподает английскую литературу в университете Юты. Он автор нескольких поэтических сборников и редактор антологии европейской и южноамериканской поэзии. В 1990 году был избран поэтом-лауреатом США.
Изабелла Мизрахи
МАРК СТРЭНД
БРАК
Ветер поднимется с противоположных сторон и медленно набирает силу.
Она кружится в густом воздухе. Он шагает сквозь облака.
Она готовится, встряхивает волосами,
подводит глаза, улыбается.
Солнце сушит ей губы, кончик языка их увлажняет.
Он стряхивает соринки с костюма, поправляет галстук
и закуривает. Скоро они встретятся.
Ветер несет их друг к другу. Они машут.
Ближе, ближе, обнимаются.
Она разбирает постель, он стягивает брюки.
Они женятся, и рождается ребенок.
Ветер разносит их в разные стороны.
Какой сильный ветер! — думает он, поправляя галстук.
Как я люблю ветер, — восклицает она, надевая платье.
Ветер дует во всю мощь. Все дело в ветре.
ПЛАТЬЕ
Приляг на сияющий холм, рука луны гладит твою щеку, тело утопает в белых складках платья. Ты не услышишь неутомимого крота, удлиняющего свою темноту, или сову, перетряхивающую ночь — в этом и состоит ее мудрость — или стихотворения, наполняющего подушку голубым пухом. Но если ты выскользнешь из своих одежд и передвинешься в тень, крот тебя отыщет, и сова, и стихотворение, и ты попадешь в пределы другой тьмы, той, что кроишь сам и перекраиваешь, пока не достигнешь совершенства.
МОЯ ЖИЗНЬ
Мое тело неподвижно, как огромная кукла. Я — игрушка женщин. Вот моя мать
усаживает меня перед гостями: «Ну, скажи что-нибудь», — просит она. Я шевелю губами, но слова не получаются.
Вот жена достает меня с полки. Я у нее на руках. «Мы страдаем от болезни, что в нас самих», — шепчет она, как обычно. А я лежу, молча.
Теперь дочь подносит к моим губам пластмассовую бутылку с водой. «Ты мой взаправдашний бэби», — говорит она.
Бедное дитя! Я смотрю в коричневые зеркала ее глаз и вижу, как я
уменьшаюсь, погружаясь в глубины, не видимые ею. Последний выдох, больше я не всплыву.
Я прорастаю в смерть. Моя жизнь убывает. Мир такой зеленый. На том берегу.
Из поэмы «ТЕМНАЯ ПРИСТАНЬ»
•
Я пишу из мест, которых ты никогда не видела, Где не ходят поезда и не садятся самолеты, Мест на Западе,
Где тяжелые изгороди из снега окружают каждый дом, Где ветер рычит в пустое лицо луны, Люди неприхотливы,
И моды, если доходят, то с опозданием, И принимаются, как формы угнетения и источники грусти. Это место в семь часов вечера загорается несколькими огоньками,
Потом потухает и погружается в кладбище под звездами. И каждому снится, что он парит, как ангел, Над сладко-пахнущими привычными улицами,
Освобожденный от воскресных служб И вольный выбирать удовольствия по вкусу — Дни, словно страницы из семейного альбома:
Бесконечные встречи с родными, хор ангелов у жаровни, Настраивающий голоса соответственно событию. И все смотрят друг на друга, не в силах поверить чуду.
•
Недомогание ангелов общеизвестно. Я видел их ползающими, как пчелы, неспособные летать, Жующими свой язык, вместо пенья,
Околачивающимися возле автобусных станций, Выставляющими ноги и прячущими крылья, Покорно переносящими свой краткий срок на земле,
Но уже без улыбки. Засыпая в тени друг друга, они прибиваются к странникам, Вступившим в нимб их света — этой райской туши для ресниц, —
Предлагая больше, чем невидимую любовь и неосязаемый комфорт,
Предлагая новое ощущение, Чистое, эротическое упоение смертью без эха,
Прикосновение поцелуев, долетевших с неба И тающих в момент приземления.
Переводы И.Мизрахи
|