|
ТАНСКРИПЦИИ
№1, 1996
Ахмед Хани
ПЕВЕЦ ИЗ БАЯЗИДА
Классическая курдская поэзия почти не известна русскому читателю.
Хотя многочисленные рукописи курдских литературных памятников были обнаружены В.Диттелем во время его путешествия по Востоку еще в 40-х годах прошлого века, поныне не существует поэтических переводов курдской классики на русский язык. Даже в советский период, когда официальная издательская политика заключалась в том, чтобы более-менее «раздать всем сестрам по серьгам», курдская классика так и осталась в стороне. Наиболее древние дошедшие до нас курдские письменные памятники датируются ХI веком, когда творил Али Харири. За ним следует целое созвездие поэтов, среди которых Мелае Джизри (XII в.), Факи Тейран (XIV в.), Мелае Бате (XV в.). И наконец в XVII веке — Ахмед Хани. Точные даты его жизни неизвестны. Родился поэт в Баязиде (Турция) в племени ханийан и, как пишет известный литературовед-курдолог М.Б.Руденко (чей научный перевод и был использован мною в качестве подстрочника), большую часть своей жизни «провел в родном городе, где на свои средства он выстроил мечеть и медресе, которое сам же и возглавил». К сожалению, мы знаем об Ахмеде Хани немного. Он был человеком весьма образованным, владел арабским, персидским и турецким. Его перу принадлежит ряд газелей, арабско-курдский словарь в стихах «Первый плод», а также несколько трактатов по философии и поэтике. Но самое известное его произведение — поэма «Мам и Зин», созданная на основе народного курдского предания о недолгой любви и трагической гибели юных влюбленных. Источник поэзии Ахмеда Хани надфизичен по природе. Люди, растения, животные, небесные светила — все пронизано эманациями Божества, и сама природа в поэме предстает как гигантская книга, сложная система знаков, божественных символов. Влечение мужчины и женщины включено в тот же космический поток, что и влечение соловья к розе, мотылька — к пламени свечи...
Это сопряжение земного и небесного («Хоть низменна природа естества, / На ней печать почиет Божества...») и обусловило стилистические особенности поэмы — редкостный сплав монументальности с ювелирностью, архитектурности с орнаментальностью. Нина Габриэлян
АХМЕД ХАНИ
Из поэмы «МАМ И ЗИН» Жених, покорный своду древних правил,
Пред занавескою свечу поставил. Невеста тихо очи подняла,
К нему стопою легкой подошла. С шуршаньем ласковым касались пола
Ее одежд нарядных длинных полы. И это было в тот вечерний час,
Когда светильник в небесах погас, И лишь светились в темноте их лица,
А души жаждали соединиться. Как то обычаем заведено,
Тадждин пригубил алое вино, Томившееся до поры в бутыли —
И перед ним видения поплыли. Он видел: розу целовал нарцисс,
А ветер гладил стройный кипарис, Рейхан, фиалки, алые тюльпаны
Уста сливали и сплетали станы. И трепетали венчики цветов,
И осыпался лепет лепестков, И в воздухе струились ароматы,
И набухали от любви гранаты. Разлившаяся, словно море, страсть
Влекла к губам возлюбленной припасть. И расцвело в сердцах влюбленных пламя,
И губы встретились во тьме с губами. И поцелуй глубоким был, как смерть.
И под ногами пошатнулась твердь. И смешивались волосы и руки,
Забывшие о горечи разлуки. И расцветал под поцелуем рот,
И был потерян поцелуям счет. Впивались зубы в трепетную кожу,
Тела сплетаясь падали на ложе. Рвались друг к другу из груди сердца,
Любовным играм не было конца. И кровь под кожей ликовала, пела,
И, вздрагивая, замирало тело. И падал легкий локон на висок,
И под губами розовел сосок. И страстно очи погружались в очи,
Дыханье становилось все короче, Пронзала дрожь смятенные тела,
И жажда жадная им губы жгла. И силы приумножились Тадждина,
Слились тела влюбленных воедино. И напряглась упругая стрела,
И в раковину смуглую вошла, Окрасилась вином, горячим, алым —
Белейший жемчуг алым стал кораллом. И семя животворное Тадждин
Пролил в отверстый жаждущий кувшин.
Перевод Нины Габриэлян
|
