|
ТРАНСКРИПЦИИ
№3, 1999
Анри Делюн
НА ГРАНИ МОЛЧАНИЯ
Эпиграфом к одной из последних поэтических книг Анри Делюи (род. 1931), стали слова Ренана: «Чем менее вещи поэтичны, тем более они истинны».
За этой формулой история целого поколения, поколения шестидесятых, чью манеру легче всего описывать словами с частицей «не»: неприятие сюрреализма, ставшего к тому времени господствующей литературной школой, нежелание следовать в русле поэзии Сопротивления, непризнание любых видов пафоса и патетики, ненависть ко всем формам риторики, громогласия и сладкогласия, даже в самом их неожиданном обличии.
«Мое поколение, — неоднократно повторяет сам Анри Делюи, — должно было порвать с идеологией сюрреализма (явной или скрытой), с его противоречивой интерпретацией формальной стороны стиха, с его отношением к языку как к орудию мятежа, с его эстетикой словесного буйства и концепцией поэта как знаменосца, с его эстетикой безудержного нагромождения образов и смехотворным провозглашением общественной значимости самого процесса письма, эстетикой сплошной метафоризации реальности...»
И в своем поколении, и в сегодняшней французской поэзии манера и голос Анри Делюи по-своему уникальны. Хотя внешне его стихи часто вплотную подходят к поэзии минимализма, на деле они достаточно далеки от нее.
При первом знакомстве со стихами Анри Делюи вспоминаются слова Георгия Адамовича «вы хотите, чтобы слов вообще не было». Это поэзия аскезы, поэзия «последних слов», коротких негромких слов, что звучат порой громче крика.
У Анри Делюи есть такие строки: «Взрослеть — это учиться молчать». Слова, весомые, как молчание, — таково невысказанное им поэтическое кредо последних десятилетий. Великолепный мастер, владеющий всеми регистрами французского стиха, что он широко демонстрирует в своих поэтических переводах с неисчислимого множества языков, — в собственных стихах он от книги к книге все более скупо пользуется любыми яркими красками, все более приближаясь к «неслыханной простоте».
Он является сегодня, по единодушному мнению критики, одним из самых пронзительных лириков Франции, хотя лиризм этот и очень далек от того, что традиционно понимают под этим словом в российской словесности. Его стих абсолютно прозрачен, воздушно пластичен, его интонация совершенно естественна, порой лукава, чаще прерывиста. Ритм его крайне своеобразного верлибра, следуя древнейшей средиземноморской традиции, словно согласуется с ритмом прибоя, морского прилива, всегда присутствующего в стихах Анри Делюи — даже тогда, когда о море в них нет ни слова, это одна из его «фигур умолчания», его стихи всегда звучат согласно с морем, на фоне моря.
Анри Делюи не пишет стихов, он пишет книги стихов, и это отличие очень важно для него, да и не только для него, а, пожалуй, для большинства современных французских поэтов. Это не циклы, а именно книги, и смысл каждого стихотворения рождается не на пространстве десяти-пятнадцати строк, а на всем многостраничном пространстве книги, в ее перекличках, созвучиях и взаимоотражениях. Поэтому представлять их журнальной подборкой — неизбежно обеднять.
Анри Делюи вот уже полвека бессменный редактор журнала «Аксьон поэтик», без преувеличения самого престижного и серьезного поэтического журнала современной Франции. За три последних десятилетия не найдется, пожалуй, ни одного значительного поэтического имени не только во Франции, но и за ее пределами, не представленного на его страницах. Вся литературная жизнь и Анри Делюи и его журнала это длящееся уже полвека подвижничество. Он не только поэт, переводчик, издатель, но и руководитель международного поэтического фестиваля «Биенале Валь-де-Марн», и составитель критических антологий современной французской поэзии. Об одной из них Жан Тортель писал: «Автор предупреждает: перед нами поэты, нельзя ничего говорить за них». Посему последуем мудрому совету и предоставим самому Анри Делюи слово на страницах журнала.
Наталья Стрижевская
АНРИ ДЕЛЮИ
Из книги «Двадцать четыре часа любви в июле и августе» (1987)
• • •
Ветер сжатый в кулак
Свеж и упруг.
Осень.
Прячутся растения.
Голубь садится на крышу
И выгибает линию горизонта.
Похолодает.
• • •
По берегу дождевой канавки
Крошечная пичуга неведомой мне породы
Волочит по земле лист платана.
Я думаю о соотношении сил,
А также об игре слов.
И ничто меня больше не волнует.
• • •
Холод подбадривает последние часы ночи.
Раскрываются почки. Проклевываются ростки.
Не сбиться с такта.
И не забыть зайти купить хлеба.
• • •
На твоем сердце платье,
И на платье цветок
Словно сочные губы.
Потом
Небольшая заминка.
Мое мужское уродство,
Которое так хочет нравиться.
• • •
Душный вечер. Лишь половицы
Еще скрипят. Нужно принять
Вещи такими как есть. Или увидеть
Их такими как есть.
Небо катит в лазурном авто.
• • •
Ветер относил к нам горизонт
И запах горелой бумаги. Было
Еще жарче, чем всегда.
Ты говорила, нужно заниматься любовью,
Как арифметикой в школе,
Не боясь показаться молодым
Или старым. Не откладывая на завтра,
На потом, когда потеплеет
Или похолодает.
С чего это должно похолодать?
• • •
Под резким порывом тени ты замешкалась.
После зимнего холода улицы снова
Растеклись летним студнем.
Немного земли осталось под лестницей.
Ты открываешь дверь
Тише обычного.
Ты положила свертки.
Постояла немного. Крутые бедра.
Пальцы на талии. Было еще достаточно светло,
Чтобы я мог тебя видеть.
Так близко, что цвета
Менялись. Говорят, что спальня
Похожа на ракушку.
• • •
То утро вместило все лето. Мы пытались
Спастись своими силами. Твердя
Почти что по складам немногие слова,
Которые мы знали. Было много песка.
И было тошно, словно
Рубашки чистой нет переменить.
На ближнем дереве торчала кость, как хрящ.
Из книги «Первые сюиты» (1991)
Чем менее вещи поэтичны,
тем более они истинны.
Горсть неровных строк, то, о чем мы говорили однажды вечером в больнице за несколько дней до твоей смерти.
Чтобы сказать то, что почти невозможно написать.
Повторю вслед за Жоржем Переком: «так можно утратить душу».
Небо в стороне от деревьев.
Влажные листья душат
Поникшие ветви. Всегда найдется
О чем рассказать. Нужно только
Найти или выдумать ориентиры.
Ты говорил: «становится поздно».
•
Умирать
Тяжелое бремя.
Свет стлался низко, — неровно,
Льнул к земле, — словно прорастал из нее.
И оставалось лишь долго, долго терпеть.
Пейзаж плоско лежал на поверхности.
•
Ты перестал читать.
Розы раскрылись, как окна,
И дали ливню войти
В этот приземистый дом,
Куда тебя только что заточили.
•
Там было что-то неладно,
От стен исходила дрожь.
Июльская жара уже спала.
Прохладно. Стены поблекли
Словно пропыленный ковер. Я вижу
Тебя там за стеклом. Твой профиль,
Неподвижный привычный очерк тела.
Шум прилива склоняется к земле
За домом, за тобой.
•
Ты часто говорил мне: «чувства
Тяжелое бремя».
Там было очень красиво. Можно было
Растянуться в тени. Ты говорил:
Я никогда не мог запомнить шум моря,
Я умудряюсь даже его не видеть.
•
Твоя биография подошла к концу.
Букет гортензий украшает угол неба.
Веет новым — неведомым —
Холодом, — он исходит
От твоего дыхания.
•
То было, кажется,
Где-то за городом. — Ты медленно
Глотал из кружки вечерний чай.
Низкие ветви деревьев почти касались
Воды. Стволы придвинулись к нам вплотную.
Ночь была совсем рядом.
От тишины поникли складки шерсти
И шелка. От тишины тяжелела,
Как от воды, одежда.
•
Ты говорил мне: что-то улучшить можно,
Только сложив стихи.
Волосы трепал ветер,
Гремела гроза, и дождь
Шел по следам ласточек.
Дождь падал на плечи,
Дождь падал на пряди,
К тебе льнули ласточки.
•
Это была сама правда.
Пейзажа нет. Услышать
Лебединую песню значит
Забыть все, что знал,
И вспомнить даже то, что не знал.
•
Ты ищешь форму для одиночества.
Пейзаж — в действительности — большая редкость.
Нужно усердно писать, чтобы придать
Законченность предметам — и непостижимость.
Нужно продолжать писать, чтобы найти
Хоть несколько деревьев в кромешной тьме.
•
Ибо тишина лишь отблеск света.
•
Это так.
Удушье — затем короткое облегчение.
Зато все в строгой последовательности.
Ты во власти сердечного ритма,
Море исправно ведет свой дневник,
Еще Ренан говорил: «чем вещи менее поэтичны,
Тем более они истинны».
•
Ты не выходил больше.
Морось ложится на кроны деревьев.
Очень холодно. — Застывшие губы.
Застывшее тело. — Ты не выходишь больше.
Ты не выходишь больше из холода.
•
Ты не выходишь больше.
Ты улыбаешься.
Пейзаж целиком умещался
Между морем вдали и морем вблизи.
Ты говорил об одиночестве
Как о хорошем знакомом.
И твои слова ложились как валуны у порога.
Это упорство ночи,
Глубинное преображение.
И ты, свободный от страданий.
•
Что могут значить слова
Ты умер. Что это может
Для меня значить.
Море сегодня далеко от тебя.
Навсегда. — И от этого холма.
Навсегда в метре от твоих глаз.
•
Недоумение тоже по-своему связь.
Долгая жизнь, отец, так близко от твоей жизни.
На этой последней фотографии
Ты идешь за водой. — Ты не вернешься
Ко мне никогда. — Не покажешься издали.
Не подойдешь даже к двери.
•
А я, я остался здесь.
Забыть все — однажды вечером
В меркнущем свете.
•
Потом сказать правду.
Воспоминание о тебе — не ты.
•
Потом плакать.
Перевод Н. Стрижевской
|
