|
АННАЛЫ
№3, 1995
Степан Злобин , Лев Озеров
СПОР О БУКВЕ
Этой дискуссии об одной-единственной букве в поэме Есенина «Черный человек» ровно тридцать дет. Начало ей положило письмо известного писателя Степана Злобина к Александру Твардовскому. Уважаемый Александр Трифонович! Уже раза три в жизни я пытался по этому поводу писать в «Литгазету» и поэтам, которые имели отношение к изданиям Есенина — к Санникову, к С.П.Щипачеву. Но, презренный поэтами прозаик, я не получал даже никакого ответа на свой вопль. Все же не могу считать русскую поэзию чужим для себя делом, и меня по-прежнему волнует одна-единственная строчка Есенина, искажаемая во всех изданиях в течение сорока лет. Вернее, это даже не строчка, а единственное слово, которое звучит нелепо и бездарно в стихотворении одного из одареннейших поэтов России, да еще в таком стихотворении, которое заключает всю жизнь поэта, как реквием.
Несколько человек из близких Есенина незадолго до его смерти слушали в авторском чтении незавершенные вариации «Черного человека». Различные вариации (!) еще не завершенного произведения. Только слушали. Только в авторском чтении (а это значит, почти наверное, в нетрезвой обстановке). Мог ли ошарашенный внезапностью самоубийства Есенина тот же Н.Асеев (или кто-нибудь иной из близких поэта) полностью поручиться за то, что точно такой, что именно этот текст был прочитан автором две-три недели назад?! Конечно, в памяти первых слушателей осталось не стихотворение, а всего-навсего ощущение, некий эмоциональный след от того чтения. И вот в результате оказалась на веру принята явная нелепица, небрежно прочитанная в посмертном тексте...
Пусть это только мое предположение, но давайте вчитаемся в следующие, сорок лет нам привычные строки: Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь. Откуда взялась «шея ноги»? Где — у ноги (!) шея? Почему голова располагается на этой невообразимой подставке вот уже в течение сорока лет? Неужели ни один из поэтов не вдумался, не вчитался в эти простые посмертные строки Есенина? Ведь совершенно ясно, что приятие этого, столько лет публикуемого, текста произошло вследствие бездумного отношения даже не к поэтической традиции или поэтическому единообразию, а вернее сказать — к стихотворческому трафарету имажинистов, которые строили свои образы по преимуществу на грамматической основе родительного падежа существительных. И почему-то никто не захотел подумать, что «шея ноги» — это логическая бессмыслица плюс совершеннейшее отсутствие образа, не говоря уже о том, что в последний период литературной жизни С.Есенин полностью отбросил имажинистические приемы и традиции.
Как же в действительности должны звучать эти строки? Не вчитывай тесь, а вслушайтесь:
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица,
Ей на шее но2чи (мн. число, а не род. падеж!)
Маячить больше невмочь!.. Слышите Вы это усилившееся аллитерирование звука «Ч», на котором построена вся инструментовка строфы? И разве не выпрямился вдруг весь смысл? Невмочь голове маячить на шее все ночи (мн.ч.), именно потому, что черный человек спать не дает всю ночь. Неужели не пора в юбилейном издании возвратить простой и ясный смысл этой трагической строфе, неверно прочитанной из-за случайной графической близости в начертании «Г» и «Ч»!
Надеюсь, что Вы не отвернетесь от этого замечания, хотя я не поэт и не литературовед. Если Вас убедило мое прочтение этой строчки, то примите меры к восстановлению в правах, как видите, даже не «единственного слова», а единственной буквы в целом стихотворении! Мне эта буква не безразлична.
С искренним приветом
Ст.Злобин 27/VIII — 65 г.
Боткинская больница
Публикация Виктории Злобиной В мае 1971 года на страницах «Литературной России» обсуждение продолжил литературовед Виталий Вдовин. В статье, напечатанной с подзаголовком «Заметки текстолога», он присоединился к концепции Злобина, подкрепив ее дополнительными аргументами. Что, впрочем, никак не повлияло на последующие издания есенинской поэмы. Однако тему вряд ли можно считать закрытой. О чем свидетельствует и публикуемая ниже реплика Льва Озерова. С юности полюбив, среди других произведений Есенина, поэму «Чорный человек», всю жизнь, однако, спотыкаюсь на первой половине второй строфы: Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь. В рукописи не то «ноги», не то «ночи» — поэт писал «г» и «ч» очень похоже. Это место поэмы озадачивало и беспокоило. Зная текст наизусть, я проборматывал его «про себя» и без оглядки и не переводя дыхание перелетал через это явно неесенинское, чуждое ему, бессмысленное словосочетание — «на шее ноги» или «на шее ночи». Есть у Есенина свой образный строй. Нам известны его особенности и пределы. Помимо знания законов текстологии и уважения к ним, помимо слепого следования черновику, у нас есть целостное ощущение того, что поэт любит и чего он не любит, что является для него характерным, а что нет. Есть читательское понимание стиля и стиха. Беспокоящее нас словосочетание явно не характерно для Есенина. Он не Бурлюк или Крученых, он не авангардист. Здесь безусловная, с нашей точки зрения, описка, пропуск буквы, приведшие к потере есенинского образного строя и смысла. Для себя я проблему решил и, кажется, успокоился. В строфе пропущена буковка «в». Как известно, Есенин работал над поэмой 12 и 13 ноября 1925 года. Пропуски букв и описки в момент творчества были возможны и вероятны. В печати автор текста поэмы не видел. Она напечатана после его смерти в начале 1926 года. Вот как я читаю первую половину второй строфы: Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее в ночи
Маячить больше невмочь. Одна пропущенная буковка восстанавливает смысл и образ: ей — голове! — на шее «в ночи маячить больше невмочь». Пропуск букв в рукописях — явление нередкое. В той же второй строфе «Чорного человека», в следующей строке в слове «невмочь» поэт пропустил мягкий знак (эта явная описка принята издателями во внимание). Текстологи и издатели далеко не во всем идут за рукописями: ведь имеется внятное особое есенинское «чорный» (в том числе и в названии поэмы) — а у нас упорно пишут обычное «черный»). И еще: прислушаемся к звучанию строки. «Ей на шее в ночи Маячить больше невмочь». Мелодика, характерная для есенинского стиха, образуется так: «в ночи — маячить — невмочь». «В ночи — невмочь». Гармония и звукоряд Есенина классически законченно заключены в этой строке. Не знаю, как другие, а я после многих лет неведения и неловкости останавливаюсь на этом, как мне кажется, единственно возможном прочтении строки гениальной поэмы.
Лев Озеров
|
