 |
ГОЛОСА
№1, 1995
Андрей Фамицкий
***
до табуретки дело не дошло,
и хорошо,
еще успею встать на табуретку.
пришел отец и дышит тяжело,
глаза отводит, просит сигаретку.
а у меня затмение небес,
большой вопрос к Тому, Кто Смотрит В Оба,
а у тебя и времени в обрез,
и что сказать?
ведь не про тайны гроба? когда бы прохудился небосвод,
и ангелы...
да что ж я, в самом деле!
опять пишу, и скоро Новый год,
прости, родной, что спички отсырели.
***
как будто можно отоспаться впрок,
но заставляли злые воспиталки,
да лучше б я не выучил урок
и тихий час талдычил из-под палки.
я б не курил по кругу за углом,
не опускал карбид в сырую воду,
и паренька, с которым не знаком,
не звал в побег из школы, на свободу. но запирали двери на замок,
но забирали книгу и фонарик,
я подавлял немыслимый зевок,
а мой дружок мне предлагал чинарик. и вот теперь, в безмерный час ночной,
когда сосчитаны все овцы из считалки,
я отмечаю в книжке записной,
как были правы эти воспиталки...
***
прощай, патологоанатом,
похоже, больше никогда
тебе не шастать по палатам,
но не печалься, ерунда!
пила, щипцы-кусачки, скальпель,
крючок, брусок и молоток,
но их главнее пара капель,
и что же? бел как потолок. помянем не денатуратом
на подоконнике сухом.
ты не медбратом был, а братом
и в рифму говорил стихом. твоя душа всегда пылала,
как медицинский чистый спирт.
о, не срывайте покрывала —
патологоанатом спит. СТАНСЫ
I. хочешь кофе — твори обряд,
но сперва принимай парад
тощих спичек темноголовых.
все в строю, но не все горят —
в безымянных лежат героях. II. спать мертвецки, кругом стена,
чтобы мертвых поднять со дна,
пламя лижет стальное пузо.
все путем, но путем зерна.
и воды, если нету шлюза.
III. там, конечно, давно не рай,
слишком долго смотрел за край,
убегающий из-под крышки.
знать, как сильно ни закрывай,
а сильнее мечта парнишки.
IV. мы проснемся, того гляди,
кем угодно, но не людьми,
если не нашаманит джезва.
жаждешь кофе, хотел любви,
но опять распахнулась бездна.
***
Евгению Бесчастному
пока не загребли менты,
прийти в общественное место
и воплотить свои мечты
из несогласья, из протеста. дыми и наливайся всклянь,
и сквернословь напропалую
за эту стынь, за эту срань,
за эту ненависть прямую. пускай сгребут, предъявят штраф,
пусть отобьют бока в подъезде,
да хоть убьют, к стене прижав
(здесь, в Петербурге, все по жести), — а если кто-то сдует пыль,
или погладит по обложке,
Господь, пошли ему бутыль
и покатай на неотложке. СВАДЬБЫ В ТРОИЦУ
(из Филипа Ларкина) я в Троицу едва не опоздал
на поезд свой,
но где-то в час ворвался на вокзал
и заскочил в вагон полупустой,
все настежь окна, жарятся мозги,
нет мыслей, и помчало старика
мимо задворок, улиц, городов,
слепящих стекол, залежей трески,
оттуда, где скрывается река,
туда, где нет у неба берегов. в жаре такой — Господь не приведи —
держа на юг,
плелись и мчались по кривой среди
богатых ферм, скота в тени лачуг,
каналов с жирной пеной заводской,
теплиц, объятых зарослями роз,
дурмана луговых цветов и трав,
такая духота, что хоть закрой
до города сырой салфеткой нос,
а вот и он: машины, телеграф. шум свадеб не смущал души моей,
а шли они
везде, где мы стояли. мне милей
что зреет на свету, а не в тени
перронов длинных. я, заслышав гам,
себе представив грузчиков-рубах,
зарылся в книгу. но когда из глаз
перрон поехал, я увидел там
девчушек в платьях и на каблуках,
и все смущенно провожали нас, как будто и взаправду нам пора
сказать пока
прошедшему. но затхлая дыра —
и я уже смотрю не свысока,
а с любопытством, видя каждый раз
отцов — осанка, пиджаки, ремни,
и матерей — оранье, телеса,
дядья бранятся; и от блеска страз
не знаешь, а реальны ли они,
невесты, их букеты — чудеса! но даже свадьбы подошли к концу.
со всех дворов
и ресторанов шедшие к венцу
бегут с горою свадебных даров,
садятся в поезд, а внизу родня
их окружает и бросает вслед
последние слова и конфетти.
попутчики не смотрят на меня,
а я глазею: загрустил сосед:
ему не доведется так цвести. на детских лицах скука и хандра,
не то у дам —
те сплетничать могли бы до утра,
а девушки молчат, как будто в храм
наведались на исповедь. но вот
столицу мы увидели вдали.
окутывая паром тополя,
наш поезд вздрогнул и прибавил ход,
в окне лежат в строительной пыли
фундаменты домов. есть время для чего? разгладить шляпу и вздохнуть:
«я чуть не сдох»,
так много свадеб, так недолог путь.
и все глядим в окно, пейзаж неплох —
градирня мимо, мимо «Одеон»,
все думают о пище, ни один
не думает о ближнем, о другом,
что нас в грядущем не увидит он.
а Лондон, думал я, простолюдин,
прилегший отдохнуть — цветы кругом. и спальные вагоны за окном,
и что ни стык,
и стены, зарастающие мхом,
явили правду: город нас настиг.
быть может, ошибаемся? но нет,
пришла пора расстаться навсегда.
в миг торможенья ощущаешь дрожь,
как если бы на много-много лет
тебя отсюда унесло туда,
где ливень стрел перерастает в дождь.
|
|
