|
ГОЛОСА №1, 1995
Антон Азаренков
АВТОГРАФ
Дорогая мама! Герой моей первой книжки пьет и курит. И часто болеет. И изменяет женщинам, как твой первый благоверный «козел азаренков». Герой этой книги много пьет вина, красного и сухого; пива, живого и темного. И не герой, конечно, а так — субъект, в меру упитанный, порой лирический, особенно когда выпьет. Ладно, мама, знаю, что дед Колька умер от этого, что Витька умрет от этого, что все мы стоим в этом, как в огне, в говне, в геенне... Знаю. Ну а что с этим делать? От осинки не родятся апельсинки. Кстати, Егорьевская церковь на Фурманова теперь общежитие: белье на фоне общипанной панорамы... Старушка выводит из ветхого закутка трех-четырех коз и кособокого Боньку пастись на церковной лужайке. А когда тот залезает на чей-нибудь огород, раздается окрест: «Бонька! Ти ты соусем оборзел? А ну дывай тикай оттудава, кому скызала! Получишь тут! У-у-у, козлище поганый, черт ты лысый! Фашист проклятый, вредитель, конченый...» *** Этой рябью на черной воде... И ноябрьским гулом. Сапогом, поскользнувшимся в борозде, заброшенным лугом. У сквозного забора, в какой-нибудь слободе, под какой-нибудь Вязьмой. Навсегда, навсегда, навсегда-везде. Налипающей грязью — на колеса, копыта и сапоги — черной, скользкой. Этим замершим воздухом западни, этой погодой польской. От кольцевого шоссе потусторонним гулом. Под дождем с характерным пше гаснущим поцелуем. И строкою Целана. Ein Dröhnen: es ist... И щавелевым лугом детским, что теперь в полуснеге лежит, нечист, и очнуться не с кем. Этой рябью... и взвесью... и белой мглой. Черно-белым военным снимком. Это же не затменье, а свет контровой! Кто-то, кажется, с нимбом...
*** Антошка, Антошка... Будет твоя душа как жареная картошка. Вынут червивый клубень, отмоют и приготовят с пряным чесноком, базиликом душистым.
Носят тебя, Антошка, по воздуху за подтяжки — от дома и до работы, от работы до гроба. Сучишь замлелыми ножками во сне, а думаешь — по земле. Ох, Антошка, Антоний, Тоша, Антонция, Тонче, Антон Александрович, Тоха — кто ты для них еще?.. — спи в теплой персти и прахе, спи до последнего вздоха, спи и не думай, что ты прощен. Па-рам-пам-пам.
|
|