|
ГОЛОСА
№1, 1995
Игорь Иртеньев
***
В гроздьях гнева, в зареве пожаров,
В поплыли туманов над рекой
Двадцать шесть бакинских комиссаров
Стерегут бессонно мой покой.
Двадцать шесть, не больше и не меньше,
Хоть сначала было двадцать пять,
Нет средь них, что характерно, женщин,
Если пары-тройки не считать. Дети есть, но чьи, пока не знаю,
Говорят, что вроде бы его,
Широка страна моя родная,
Разве тут упомнишь — кто кого. Я и сам в Баку служил когда-то
В самолетном, кажется, полку
И скажу: отличные ребята
Там случались на моем веку. Но в хорошем смысле, а не в этом,
Не ищите здесь двойного дна,
Потому как — что зимой, что летом,
Родина у нас на всех одна.
***
Взгляни в окно, прекрасен сад
В разгаре лета,
А ты все ходишь взад-назад
Весь день, как эта.
То встанешь вдруг столбом в углу,
А то, напротив,
Вдруг сядешь сиднем на полу,
Окна напротив, А то вдруг вскочишь, хохоча.
...Давно когда-то
С тобой мы были у врача
Гомеопата. Нам посоветовал его
Один знакомый,
Сказав, что вылечил его
Тот врач от комы, Каких-то выписав пилюль
Рублей на двести.
...Стоял точь-в-точь такой июль
На том же месте, А там и август в свой черед
Пришел досрочно,
Но ты ходила взад-вперед,
Я помню точно.
***
Порой мне кажется, наш принц сошел с ума.
У парня явно ум зашел за разум —
Тут заявил, что Дания — тюрьма.
Да он на зоне не был-то ни разу.
Офелии папашу зарубил
Без видимых причин на ровном месте,
Его, видать, и впрямь он не любил,
Но легче ли от этого невесте? Потом баллон на дядю покатил,
Хоть был тот дядя самых честных правил.
И двух своих сокурсников-мудил
С письмом подметным в Англию отправил. Потом зачем-то целовал взасос
Довольно дурно пахнущие мощи
И требовал ответа на вопрос:
«Быть иль не быть?»
Спросил бы что попроще. Всех брался уму-разуму учить,
Что явно выдавало в нем еврея,
Но сокола от цапли отличить
Не в силах был, как ямба от хорея. Короче, потрясающий копьем
Такой херни понаписал об ём,
Что даже сам бы наш великий Ленин
Не смог бы зёрна отделить от плевел.
***
Женщина в прозрачном платье белом...
Из раннего
Женщина с распущенной косою
В гастроном на Автозаводской
Как-то раз пришла за колбасою,
Уж не помню точно за какой. Сам-то я до колбасы не лаком,
Так что вспоминать и смысла нет.
Шутка ли, ведь сорок с лишним гаком
С той поры промчалось вихрем лет. В том далеком семьдесят четвертом
Пополудни где-то в три часа
За каким понадобилась чертом
Ей, скажите, эта колбаса? Может, просто счастье не хватало
Женщину ни разу за трусы?
Или же других продуктов мало
В магазинах кроме колбасы? Не давал никто ей свыше знака,
И на север не грозил этап.
Так ведь нет, приперлася однако,
Вот пойми попробуй этих баб. ИЗ ЖИЗНИ ПЕТРОВЫХ Петров любил родное Подмосковье,
И будучи в душе подмосквичом,
Берег свое душевное здоровье,
Нисколько не жалея ни о чем, Ну, разве только изредка о многом,
И выходя в трусах встречать рассвет,
Неспешно разговаривал он с Богом,
А тот кивал рассеянно в ответ. В столице жизнь ему казалось адом,
И потому на берегу реки
С Петровой поселился он за МКАДом,
Пятнадцать километров напрямки, А то и меньше, до Зеленограда,
Где нет безумной этой толчеи,
Где в воздухе вечерняя прохлада
И жирные как свиньи соловьи, Где майскими короткими ночами,
Едва лишь только зацветет кокос,
С одетыми в шелка подмосквичами
Пускал он электрички под откос.
***
Проезжая Бологое,
Я подумал, вот те на —
То одно, а то другое,
А в итоге — ни хрена.
Как-то все сложилось криво,
Хоть казалось — пополам,
От Москвы до Кологрива
Где ни ткни — сплошной бедлам. Безобразны, зло.бучи,
Никому не по нутру,
Мчатся тучи, вьются тучи,
Словно чубчик на ветру. Жизнь-жестянка — плюнул, вытер,
И как не было, считай,
В поле ветер, сзади Питер,
Впереди шалтай-болтай. А Москвы и вовсе нету,
Только видимость одна.
...Но подбросишь, как монету,
На ребро встает она.
|
