 |
ГОЛОСА
№2, 1998
Олеся Николаева
В ДЕТСКОЙ
Буду тетю мою расспрашивать, а вы все — спите:
«Тетечка, про любовь свою расскажите!»
И незамужняя тетя
начинает: «Он был капитаном дальнего плаванья…»
На самой высокой ноте
ветер свистит, качает корабль, обрывает снасти:
замирает сердце от этой беды и страсти.
Полыхают солнца, молнии и созвездья:
море требует жертвы, небо жаждет возмездья.
Словно содвинулись разом две роковые чаши.
Пьющие из обеих: «Спасите наши
души!» — кричат. Вокруг так много тумана,
где можно искать всю жизнь далекого капитана…
Капитан обессилен. Но смотрит весело. Он оброс бородою.
Он тоскует по тете, когда она молодою
провожала его и за семью морями
вышивала ему кисет витиеватыми якорями.
… Это дальнее плавание затянулось. Но все — спасутся.
В этих огненных водах очистятся, обернутся
ночи — любовью вечной, а дни — блаженной страною…
Это дальнее плаванье всего лишь величиною
в какой-нибудь век земной, но ведь — не дальше рая…
— «Удалась вам жизнь, дорогая тетя!»
— «И тебе удастся, родная!»
ИМЯ
Н. Кононову
Лучше б, Коля, ты остался Татаренко:
там и тетерев тебе, там и татарник,
тетива, натянутая туго,
тайна, Коля, на губах — роса и горечь…
Да и я б себе — по мужу — имя
выбрала б — ходящее волнами,
как тростник колеблемое — Ольга
Вигилянская: и роскошь, и аскеза.
Там — за именем — судьба совсем иная
открывается, лицо совсем иное.
Даже время по-другому ходит,
даже мир — и тот идет иначе.
О, как жаль небывшего — и Ольги
Вигилянской: у нее изящней
получился б этот праздник жизни,
этот выход в сапожке испанском!..
. . .
Ты теперь еретик и раскольник
и, пройдя роковую черту,
рассыпаешь мой дактиль, мой дольник,
мой анапест в опальном скиту.
Это — птицам на корм, это — трели
бегства в небо, когда дотемна
лжепророками Иезавели
дух измучен, душа стеснена.
Это — близко последняя битва:
буря, клекот, биение крыл.
Это — бдение, это — молитва,
это — то же, что ты говорил:
«Проведи меня полем до спуска,
по оврагу и дальше — средь тьмы,
проводи до Козельска, до Курска,
до Колязина, до Костромы.
До чертога, плывущего мимо,
где стоят херувимы, грозя.
До небесного Ерусалима…»
Дальше — некуда. Поздно. Нельзя.
|
|
