 |
ГОЛОСА
№1, 1998
Николай Гуданец
КАК ТИХО
пуховый обморок и вкрадчивый ожог
сквозь тучи рыхлые процеженный снежок
и хлопья легкие губами теребя
как тихо Господи мы падаем в Тебя —
...О РОЗЕ
роза бесчинствует роза
изнемогает
жаром вгрызаясь в тесный
комнатный воздух
уснешь ли проснешься
роза едина
к концу недели
нет ее
но над вазой клубится
воспоминанье о розе —
. . .
проникнуть в камень шершавый
исполинских развалин
приникнуть к шелесту камня
когда-то задетого
краем плаща
ПСАЛОМ РАЗЛУКИ
К чему все это — знаешь только Ты.
Наверное, я просто потерялся,
не знаю, Господи. Я плачу о любви
на кромке суши, сдавленной пространством
до хруста в недрах каменной плиты.
Подай хотя бы крошечную весть —
паденье листика, явление улитки.
Я бормочу: насущный даждь нам днесь,
я бормочу: насущный даждь нам днесь,
я бормочу: насущный даждь нам днесь, —
изголодавшись по твоей улыбке.
В торосах тьмы, просверленных звездой,
или в траве под вишней молодой
Тебя искать наивно и напрасно.
Пред космосом, как в яме ледяной,
я вспыхнул раз в столетие — и гасну.
Ты шелестишь безоблачной водой,
летишь прозрачной мышцей голубой...
Помилуй, Боже. Плоть моя ослепла,
и, как скала из вопля или пепла,
на миг я вырастаю пред Тобой.
За толщей световых протяжных лет,
в каком-нибудь созвездье Змееносца,
зажавши рот, присев на табурет,
о Господи, Ты надо мной смеешься!
Не прячься, Господи, подай мне знак.
Не в пламени и славе — просто так,
прошу, с усмешкой помаши ладошкой,
месившей первозданный дикий мрак,
играющей с бомбошкой или кошкой
в бесчисленных сияющих мирах.
По сотворенной всемогущим словом
малюсенькой вселенной бестолково
катаются архангелы, трубя,
на ярких и больших велосипедах,
и я ее кручу вокруг себя,
и нет исхода с карусели бреда,
и все в тебе. И нет нигде Тебя.
|
|
