  | 
									
									
									
									
 ГОЛОСА №4, 1997 
Татьяна Милова 
НАТЮРМОРТ  СО  СТЕКЛЯННЫМ  ШАРОМ. 
ГОЛЛАНДСКИЙ МАСТЕР XVII ВЕКА. 
 
                        Все мы, находясь по эту сторону стекла, 
                        лишь наблюдатели... 
                                                                 М.Щербаков 
Ладонь ко лбу - проверить, есть ли жар - 
Жест первый, риторический. Вот - рамой 
Удержанная праздность. ("Ну? - гляди: 
Стол; флейта; лютня с прислоненным томом 
Ин-децимо; бокал; стеклянный шар...") 
Ин-фолио - с моею монограммой. 
И это знак, что я могу войти. 
Смелей же. Грех считать его симптомом. 
Костюм. Парик. ("Косичку - по-мужски".) 
Трость. Шляпу. ("И добавь свечные пятна".) 
Теперь - к столу!.. ("Нет, погоди; остынь; 
Открой окно".) Хотя бы два-три вдоха, 
И - вот они, заветные листки!.. 
...Умно! Изящно! Жаль, что непонятно! 
Вернусь - немедля сяду за латынь. 
(Когда бы знать...) Хотя и так неплохо: 
Что б я нашла? Обилие цитат 
Из Экхарта, Аквината, Франциска; 
Тут - Barbara воспета; кто сия?.. 
Да модус, не соседка же. И "sanctus" 
Повсюду, и логический квадрат 
Корячится, и скромная описка, 
Читателей зело развеселя, 
В увесистую вымахала сальность - 
Не густо... 
	Два-три взгляда, Амстердам. 
Одна из дам, в роскошном туалете 
(Держу пари, парижском!) томных глаз 
Не отвела, хотя слегка зарделась. 
Мне не узнать, что я писала там. 
Простите - здесь, в семнадцатом столетье. 
Спасибо, что написано. Что спас. 
И кто же попеняет мне за дерзость - 
Мне, смеющей кричать, что да, дерусь 
За каждый зыбкий след своих присутствий, 
Что это горький, безнадежный бой, 
Что не прикроешь яркою заплатой 
Дыру небытия, что... Впрочем, пусть. 
В последний день свой, смертный или Судный, 
Я вновь солгу, что спасена тобой - 
Мой неизвестный мастер, мой крылатый 
Голландец!.. Благородный кредитор, 
Уже три века имя мне хранящий 
Ценою своего! Без багажа 
Отправился ты в путь, и вечно гладок 
Истлевший крест. 
			...Положим, имя - вздор. 
Лицо - фальшивка, мальчиком-двойняшкой 
В былые дни носимое; душа... 
Но книга - так ветха! Но тьма закладок! 
Но ты - прочел! Не скучно ль было, мэтр?.. 
Поэзия должна быть глуповата - 
Когда она кому-нибудь должна. 
Мой срок настал. Но я беру отсрочку - 
И новый займ! О, ты по-царски щедр - 
Для моего лирического фата 
Голландского (заметьте!..) полотна 
Не пожалев на новую сорочку! 
Явись же наконец! Даруй свой шаг 
Невидимым ступенькам; я прощу им 
Скрипучесть, ветхость, гниль - я все  снесу 
За тему возвращенья в их мотиве... 
("Хозяин здесь. Взгляни в стеклянный шар".) 
Мой бог!.. Все это было под прищуром 
Охотника, который, как в лесу, 
Укрылся в искаженной перспективе? 
Вот эта рябь?.. 
		И - впопыхах - баском, 
Вначале как чужой, с изгибом торса 
И шарканьем, уже-еще на "вы" - 
Но все свободней, все из меньшей дали 
Взывая (что заочно был знаком, 
Но счастлив лично; что, наверно, вторгся 
Не вовремя - но, кстати, и волхвы...) 
Что свет горел. Что ангелы летали. 
О том, что оба знаем эту дрожь - 
Простуду вдохновения; о наших 
Быстротекущих сумерках (порок 
Реальности, пока она не стерта  
Железной волей автора - кого ж?..) 
...О том, что друг у друга в персонажах 
Мы состоим достойно. Наш пароль - 
Стеклянный шар, бессмертье натюрморта. 
Мы - жители небес, любимцы муз, - 
Повинны ли в излишнем самомненье? 
О да! Кто был Т.М., тот станет  всем: 
Навозной мухой в золоте и черни, 
Крапивой, гиацинтом, ниткой бус, 
Двенадцатой строкой в седьмом сонете - 
В семнадцатом столетье, ровно в семь, 
Когда колокола зовут к вечерне 
В храм Троицы - за рынком, у моста; 
(А уж на рынке воры служат мессу 
Куда шустрей - и не один глупец 
На исповеди  побывал карманной!) 
Кухарочка (свежа лицом, толста - 
Спасибо деревенскому замесу) 
Того гляди, забросит свой чепец 
За мельницу - и ах, какой крахмальный! - 
С извозчиком; 
		а вот и сам ветряк 
Виднеется - и как, должно быть, мшисты 
Колодцы вдоль дороги! и стерня 
Уколет перед входом в сыроварню! 
Я знаю, горизонт уже набряк 
Мазком грозы - все ваши пейзажисты 
Трудились для сегодняшнего дня!.. 
Не оскорбляйся. Не к соревнованью 
Зову - а на прогулку. В стройный гвалт, 
Людской и птичий, - с флейтою и с лютней 
Вольемся, напевая ни о чем 
(О чем-то очень юном и бессонном, 
Когда мотив, как тело, угловат). 
Пойдем. Москва, признаться, все безлюдней, 
А в Амстердаме жизнь кипит ключом - 
Кастальским, и скрипичным, и басовым! 
Жаль, не присвоить, - дважды не шуршать 
Развалом хрупких улочек, в которых 
Я родилась; ты тоже не тянись 
За дамскою перчаткой (впрочем, где ты 
ее увидел?..) 
	Но стеклянный шар!.. 
Дай, - отражусь на память.  
				...Я, католик, 
Седой поэт, маститый латинист, 
Чей фолиант на вид годится в деды 
Родителю; короче, я, Т.М., 
Я, Томас Мот; я, Темпус Морт, - бледнею, 
Беззубо скалюсь... Меркну... Пустота... 
Но ворожбы твоей волшебной сферы 
Не убоюсь. Дражайшей из поэм 
Доверив жизнь, безгрешен перед нею. 
Реальность же, коллега, навсегда 
Останется для нас вопросом веры. 
Как Фаусту... - но мефистофель с ним. 
Как бражнику, чей труд не столь оккультен, 
Но столь же тяжек - нынче нам дано 
Замедлить время. Вот! звонят к вечерне. 
Мой брат-близнец, Великий Аноним, 
Дает мне руку - и последний гульден 
Мы тратим на дешевое вино 
В прозрачной, сладко тающей харчевне. 
 
 
									
									 | 
									  |