 |
ГОЛОСА
№4, 1996
Александр Ревич
ПРОВОДЫ
Арсению Тарковскому На черном полустанке
в задымленном году
лежачие подранки,
мы слышали беду
там на платформе черной,
где в паровозный вой
влился гобой с валторной
и барабан с трубой.
В вагоне санитарном
сквозь дрему и угар
над запахом камфарным
взлетела медь фанфар,
и словно по тревоге
привстала вся братва:
безрукий и безногий,
а кто — живой едва.
За окнами вагона
над пестрою толпой
мешался вздох тромбона
с взывающей трубой
и женских плеч молчанье
в объятиях мужчин,
и детских глаз мерцанье,
и слезы вдоль морщин.
Кого-то провожали
и кто-то голосил,
куда-то уезжали,
и барабан басил,
и вышла из-под спуда
всеобщая беда,
ведь были мы оттуда
а эти шли туда.
НАД МОГИЛОЙ ВОЛОШИНА
А знаешь ли, нехудо наверху,
просторно и не так уже уныло.
Какое здесь раздолье ветерку,
полынный склон изогнут, как ветрило.
Ни деревца на склоне, ни куста,
лишь на вершине ветвь полунагая,
сродни свободе эта пустота —
голубизна без меры и без края.
Здесь все изогнуто, здесь все в броске:
и небо, и прибрежных круч подкова,
и бахрома прибоя на песке,
и горизонт, прочерченный лилово,
и слово, и далекий отклик зова.
Все в натяженье, все, как тетива,
и даже эта острая трава,
совсем сухая в это время года
Ни у кого не брал взаймы слова,
прости, что у тебя краду, природа.
ПАМЯТИ ВЛАДИСЛАВА ХОДАСЕВИЧА
(Из «Итальянских картинок») Везувий зев открыл — дым хлынул…
А. Пушкин Так вот он ты каков, прославленный залив,
дугою берегов охваченный, корявой,
таким ты был, когда Везувий, зев открыв,
окрестность затопил быстротекущей лавой Теперь стоит себе и курит, присмирев,
злокозненный хитрец, злопамятный тихоня,
а порт Неаполя гудит во весь свой зев,
и окна дребезжат и двери на балконе. Ночные фонари отражены волной,
и мачты зыбятся безлистой чащей леса,
все пахнет рыбою и гарью нефтяной,
мазутом и золой, ну что твоя Одесса. Когда-то здесь бывал приезжий из Москвы,
вдоль огненной дуги над морем проезжал он,
трещал мотоциклет и, встав из синевы,
адмиралтейский шпиль вонзался в сердце жалом. О невозвратный мир, куда дороги нет,
где над Москвой-рекой нахохлились домишки...
Опять под окнами трещит мотоциклет,
и слышно, как вопят портовые мальчишки. За окнами вода, синеют острова,
Везувий высь коптит, подмяв поля подножьем
Но, слава Богу, есть деревья и трава
в московском дворике, куда вернуться можем.
|
|
