 |
ГОЛОСА
№2, 1996
Наталья Ванханен
КАМЕНЬ
Речи сладкие длинноты,
ночи сонная стезя.
Отчего ты, для чего ты,
знать, наверное, нельзя.
Только можно слушать кожей
бледных ангелов полет —
так уходит день погожий,
камень душу отдает.
Словно ветра колыханье
из проулка, со двора —
камня сонное дыханье,
отраженная жара.
Знать, в тепло свое дневное
запеленывать ему
тварей спаренных — по двое,
мертвецов — по одному.
СКВОЗНАЯ
Глухой перрон до сумерек продрог.
Нездешнего разлива и разбега
мчит электричка, как единорог,
с витым, гигантским, белым рогом снега
в железном лбу, набыченном на нас.
Иль это снег, покуда не угас,
вонзается все глубже и безмолвней,
как добела каленый прут жаровни,
в единственный, во лбу горящий глаз?
Она летит и пролетает мимо,
и жалоба свистит в морозной мгле:
жить на земле по сути нестерпимо,
особенно в отеческой земле!
В поверх пальто накинутом халате
старик колючим инеем оброс.
Малиновые рельсы на закате,
как две бороздки от кровавых слез.
А так недавно — трепетный гудочек
над полотном рассветно-молодым,
императрица комкает платочек,
и самодержец смаргивает дым...
Чтоб ни было, среди родных развалин —
куда ни кинь — везде один восток,
где каждый террорист сентиментален,
и каждый гений гневен и жесток,
лети себе, сквози себе, сквозная,
не подбирай дрожащих на снегу!
Мне холодно, я ничего не знаю,
но, как и ты, без памяти могу.
Лети себе, не кличь и не пророчь —
и радостно, и лучшего не надо —
витым, гигантским рогом снегопада
пропарывая воющую ночь!
. . .
Натужно воркует сизарь,
с надсадом скрипит половица,
и где ты, певавшая встарь,
души легкокрылая птица?
В чужих заплутавши веках,
скрипя уплотнившимся настом,
старушки в линялых платках
хоронят подружку — в цветастом.
Плыви же, едва рассвело,
как щепочка, легкое тело,
и чтобы светло и тепло,
и чтоб ничего не болело!
. . .
Старость одномерна и проста:
снегопад последнего поста,
знобкий шорох птиц на холоду,
колея на тающем пруду.
Зеленеет мерзлая вода,
то сюда оттуда, то туда
с колотушкой ходит через лес
равномерный колокол небес.
|
|
